Страницы Миллбурнского клуба, 1 - страница 12

стр.

И вот, двадцать один год спустя, слушая овации зрителей и видя в зале Диму, который тоже встал и аплодировал, я горько пожалел, что мама и папа не дожили до этого времени и тоже не сидели в зале.

Меня просят пройти на банкет-экспромт для избранных. Директор постарался: сервировка, изысканные вина, отменные закуски – присутствие мэра обязывало.

Мэр произнес тост за успех.

И тут Дима не выдержал и объявил, что Александр Углов – это его родной брат и что он живет в Америке. Затем сказал, что у него за океаном три брата.

(Три брата – это Боря, инженер-электронщик, Гриша, тренер по гимнастике, и Саша, автор этих строк. Наш брат Витя, к великому несчастью, уже ушел из жизни.)

Мэр удивился и в шутку спросил: «У вас все братья – такие таланты?»

Дима человек театральный, любит эффекты. Он сделал вид, что задумался, и важно произнес: «Все пишут».

Вскоре мы перебрались на актерский банкет. Там все было проще, почти точь-в-точь как в моем конструкторском бюро тридцать лет назад по случаю празднования дня 8 марта – столы, покрытые белой бумагой, водка, стаканчики, дешевый закусон.

Открыл банкет Рубанов. Он встал и раскрыл мое инкогнито:

«Углов – тра-та-та-та-та, приехал из Нью-Йорка, никакой не режиссер, простите нас за то, что мы подставили вас под непрофессионала... и спасибо вам, что вы не устроили ему кровавую баню, терпели...»

Дальше Рубанов сказал, что эта пьеса новая, нигде не ставилась. А с новой пьесой всегда больше хлопот. И вспомнил, как в молодости ставил пьесу Вампилова «Прощание в июне» и они тоже много меняли...

Дальше он похвалил Юлю с самой лучшей ролью в ее карьере. Дальше он похвалил Славу и сказал, что тот поднялся на новые творческие высоты.

Было много выпито и сказано, но все это было уже не так интересно.

Актеры сидели с загадочными улыбками на каменных лицах и не смотрели на меня. Я испугался, подошел, уверил: актеров выбирал я. И только я! (Что было правдой.) Ребята смягчились. Да и чего кукситься – ведь успех! А после успешной премьеры (мне так сказали) режиссер может два дня ходить по театру без штанов.

На следующий день директор затребовал меня в театр.

Рубанов тут же «просчитал ситуацию»: спектакль получился, мэр города доволен, и не дать Углову комиссионные – значит угодить в «историю».

И вот на следующий день я иду в театр. Подписываю новый контракт, в котором сказано – автор получает пять процентов со сбора.Этих денег едва ли хватит сходить раз в месяц в ресторан, но я все равно счастлив: я не подвел театр – затея удалась.

Идет второй показ. Снова смех, слезы, аплодисменты, цветы. После спектакля иду к артистам в гримерную, ставлю французский коньяк “Hennessy”, привезенный из Нью-Йорка, дарю Андрею американскую майку-сувенир, снимаюсь с артистами на память.

На следующий день утром, 20 апреля, выхожу из гостиницы. Меня ждет «белая газель». Финита ля комедия. Я лечу домой.

В самолете «Москва-Нью-Йорк» я мысленно оцениваю свою уральскую эпопею и делаю несколько практических наблюдений:

Первое. Я потерял три килограмма.

Второе. У меня нет таланта режиссера.

Третье. Тяжело начинать в 55 лет.

Прилетев домой, я первым делом позвонил моему знакомому театральному зубру и доложил: «Абрам Львович! Актеры меня не съели, я живой».

Послесловие

Прошел год со дня премьеры. Вчера на интернете я посмотрел афишу Екатеринбургского Академического Театра драмы. Пьеса «Билет в один конец» по-прежнему в репертуаре, только теперь рядом с фамилией постановщика спектакля появились скобочки, а в скобочках стоит «США» – Соединенные Штаты Америки.

И еще я обнаружил, что на мой спектакль билеты стоят 250 рублей, а на все остальные спектакли малой сцены – 150. Пустячок, а приятно.

Послесловие к послесловию

Во время генеральной репетиции я обратил внимание на одну женщину. Она была из пошивочного цеха. Она сидела в последнем ряду, смотрела на сцену и горько плакала. После прогона я подошел к ней и спросил, чего она плачет? «Я очень за нее переживаю...» – ответила женщина. Она имела в виду главную героиню.

На премьере я снова заметил эту женщину. Она сидела в последнем ряду, нарядно одетая, с мужем. И смотрела во все глаза. И опять плакала.