Страницы Миллбурнского клуба, 1 - страница 13
Предвижу реакцию театрала: видали мы истеричек на премьерах.
Театрал прав. И все же...
Вернувшись домой, много месяцев спустя, я несколько раз задавал себе вопрос: стоило ли городить весь этот огород? Сочинять, писать, переписывать, тащиться к черту на рога, пытаться стать тем, кем ты, очевидно, никогда не станешь, тратить нервы, силы, время.
Время, которого так мало и которое совсем не спешит превратиться в деньги.
И добавим еще: и которое ни за какие деньги не купишь.
Я несколько раз принимался мысленно калькулировать. И каждый раз бросал это занятие и вспоминал ту женщину из пошивочного цеха.
Пародии разных лет
И это все в меня запало,
И лишь потом во мне очнулось…
Давид Самойлов
Как объяснить, что я прикипел к юмористическим стихам, пародии, юмору? С детства пытался искать и покупать все, что было интересно и доступно в этом жанре. До сих пор помню кое-что опубликованное. Например, эпиграмма С.Васильева на Г.Рыклина (кто его вспомнит нынче?)
– Ну, как вам Рыклин? – Что ж, читаем.
– Смеетесь после? – После – да.
Мы после Рыклина за чаем
Читаем Чехова всегда…
Этой пародии, по-моему, лет 60.
Помню пародии (и нецензурные тоже) Архангельского, Игина, Васильева, на известных советских писателей и поэтов. Виссарион Саянов, автор романа «Небо и земля» – слышали о таком? Теперь о нем сохранилось только:
– Видел я Саянова –
Трезвого, не пьяного.
– Трезвого, не пьяного –
Значит, не Саянова.
Я коллекционировал и читал все, что попадалось, запоминал и перечитывал. Ну и конечно, – современников: Иртеньева, Филатова, Гафта, Губермана и самого любимого – остроумнейшего Александра Александровича Иванова.
Лет эдак 55 назад меня попросили выступить на школьном концерте – «почитать какой-нибудь юмор» (просьба учительницы литературы). Я прочитал пародии – как бы написали советские поэты вариации на стихи Пушкина «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила…» До сих пор пытаюсь вспомнить, кто написал… Но некоторые строки помню и сегодня. На Михалкова, к примеру:
Не знаю, для чего однажды Марь Иванна
с кувшином за водой на речку побрела,
но по пути ей встретилась скала,
что все-таки довольно странно…
Я, каюсь, первую строчку впоследствии украл:
Однажды как-то раз поутру Марь Иванна
пошла на улицу Желябова в ОВИР…
Мой первый стишок, опубликованный «Новым Русским Словом», был не пародией, а довольно сердитой реакцией на «Стихи о советском паспорте» Маяковского, надоевшие нам со школы. Мы уезжали в эмиграцию не с паспортом, а паршивенькой зеленой бумажкой, которая называлась «Виза». И вот эти «Стихи о советской визе» и подтолкнули меня на более ироничное, что ли, стихоплетство. Там были строки, которыми я, честно говоря, горжусь:
Что делать поэту?
Достать из штанин
Похабный клочок
из ОВИРа?
Кто ты теперь?
ССР гражданин?
Или скиталец по миру?
Крыл ты Шаляпина. Ленина
– чтил.
Сталину слал комплименты.
Что кроме паспорта
получил?
Какие снял дивиденды?
Паспорт – в штанах, а стрелял в висок.
Наверно, подпил
в прострации
А может, пулею пересек
Первый рубеж
эмиграции?
Славят поэтов.
Читают. Чтут.
Памятники даже ставят.
В России всегда пьедесталы
куют,
Когда до конца затравят.
Первые пародийные опусы я отправил, естественно, в «Новое Русское Слово», где тогда печатался. Первая пародия попала в руки Инны Богачинской. Она открывала редакционную почту на правах секретарши Якова Моисеевича Седых, главного редактора. Ну откуда я мог знать, что пародия на ее стихи попадет первым делом в ее же руки: