Странная фотография - страница 38

И надо за неё радоваться, так отчего ж дочь не рада? Нет, рада, конечно, только… боится за маму. А вдруг мама разочаруется, вдруг с кем-то случится беда, ведь мама себе не простит! Говорят, пережить можно всякое, вот только как жить потом, когда знаешь, что все надежды напрасны и ТАМ ничего нет… Это убьет её.

«Господи, пожалуйста, помоги маме! — молила она, стоя перед не занавешенным окном, сложив руки и глядя в темное грозное небо. — Она так хочет поверить, что Ты хранишь нас, что Ты ей ответишь… немо, без слов. Она ждет ответа, а для неё он в том, что вся эта заварушка с фотографией как-то сама с собой рассосется. Но это же чудо — если так будет! Одно из малых чудес, каких не счесть на земле, они каждый день, каждый миг приключаются, только не все это понимают. А я уже поняла. И тоже жду, Господи! И все это на моей совести, потому что из-за меня в доме у нас водворился Проша и выгнал старого домового вон… Вот дура-то! Тайн ей захотелось! Чудес…»

Сеня вздохнула и неумело перекрестилась. Молитва её окончена, это ведь уже не молитва, когда злишься на себя и ехидно себя подкалываешь!

— Будут тебе тайны, когда с кем-то из нас что-то случится! — бормотала она, забираясь в постель. — Мало тебе, ведь уж побывала в заложницах, так понравилось, что решила повторить, да?! Идиотка! Кретинка проклятая! Что теперь делать, как семью спасать?!

Теперь, когда Сеня осталась одна, ей страшно хотелось поверить, что мама права, что Бог им поможет, но страх и сомнения грызли сердце. Она мучилась, не зная кто прав, а кто виноват и дошла до того, что пожалела о встрече с Прошей.

Эти мысли всю ночь молотом стучали у неё в голове, бедняга заснула только под утро, когда уже стало светать… Заснула и приснился ей сон.

Баба Дина с улыбкой шла ей навстречу по Миусскому скверу. Уселась на лавочку и жестом предложила внучке рядом присесть. Сеня присела, глядит — а местность вокруг совсем другая какая-то, незнакомая. Церковь, рядом старинные плиты надгробные, а вокруг никого… чуть поодаль длинное деревянное строение вроде барака. Ветхое, хлипкое, окошечки махонькие, в палисаднике на ветру белье на веревке полощется. Бабушка стоит, запрокинув голову, на небо глядит. Плывут облака…

«Здесь хорошо, — говорит баба Дина. — Хорошо! Я тут подругу встретила. Говорим с ней и не наговоримся. Приходи сюда к ней. Она тебе тоже расскажет… Надо же, я здесь прежде никогда не бывала. Самый центр, а кажется, будто ты далеко, далеко…»

Звонок будильника оборвал её сон.

Бабушка позвала ее! Но где это место, куда идти? Сеня схлопотала от училки по инглишу запись в дневнике: «Не слушает учителя, рассеянна на уроке!» — потому что мысли её витали далеко-далеко…

Церковь с маковками, старинные мраморные надгробья, старый деревянный барак… где это может быть? Судя по словам бабушки, где-то в самом центре Москвы. И что за подруга такая, у бабушки в последние годы не было подруг, они все умерли…

А что если… Смутная идея забрезжила в голове. Проша… Его прежняя семья, в которой он жил и которую не уберег… Варвара-монахиня… она была казначейшей. Какой был её монастырь? Ясно, что женский. Какие в центре Москвы женские действующие монастыри?

Она подошла к историку.

— Илья Викторович, а какие в Москве были женские монастыри в самом центре?

Историк с изумлением покачал головой:

— Не думал, Ксения, что ты монастырями интересуешься. Новодевичий, можно сказать, почти в центре, Скорбященский на Новослободской, Марфо-Мариинская община на Ордынке, Алексеевский — первый женский монастырь в Москве, возле бурного ручья Черторыя построенный в Х1У веке… Теперь там восстановленный храм Христа Спасителя. Очень интересная у этого места история: когда Император решил возвести на месте Алексеевской женской обители храм Христа Спасителя в память о победе 1812 года, игуменью силой заставили покинуть обитель, и она прокляла это место. Дескать, отныне ничего здесь стоять не будет. И ведь сбылось проклятье: стали строить Дворец Советов — он стал оседать, строительство было остановлено, потом соорудили бассейн, — так это же пустота! Теперь вот храм стоит, только не любим он москвичами… Так, что еще… а, ну как же, Покровский на Абельмановке, Рождественский…