Страсти по Михаю - страница 10
-- Было у меня с ней интервью, -- иронически произнёс столичный журналист, -- там ума палата.
-- Ему даже на выезде необходимо щупать женскую грудь, -- ядовито вставил редактор "Мосфильма", -- иначе он творить не может.
-- Режиссер не может не любить свою актрису, она его продолжение, лучшее, что в нём есть, -- заметил молодой сценарист, сейчас он работает в Голливуде. -- Это как Пигмалион. Это он себя любит.
Всем, кто смотрел неудавшуюся "Айседору", казалось, что эту картину делал совсем другой человек. Было даже непонятно, зачем вообще понадобилось снимать этот громоздкий нудный фильм. Конечно, мастер подстраховался -- в кадре была жена, озвучивала её большая актриса, а танцевала за неё большая балерина. Но заложенные поначалу меркантильные моменты расходились с его естеством, и фильм не получился. Она действительно старалась. А уж он, как ни старался...
Один из бывших однокурсников Монтяну, склонный к язвительным экспромтам, тут же пустил по кругу стишок:
Эх, Михась,
Краса и гордость края.
Тебя сгубила
Дева удалая.
Валюты было потрачено немеряно, а зритель зевал и уходил. Ермаш гневался:
-- Я в ваших тонких материях не понимаю. Мне важно, в чем причина и кто виноват.
Павленок вынужден был высказаться, потому что тень ложилась и на него:
-- Он при рыхлой сюжетной линии взял на главную роль неопытную актрису.
И Ермаш сказал:
-- Кукиш ему! Больше он ничего не снимет!
Всё! -- Михай попал в опалу.
Потом мама Нины, уже перебравшаяся в Москву, рассказывала многим, что Монтяну страшно ревнив, и ударил дочь, и, дескать, поэтому дочь и разводится. Выпивающие кинематографисты понимающе кивнули -- значит, допекла мужика...
Вранье! Он не мог поднять руку на женщину. Он, любимец женщин, был ревнив? Он, который был в себе уверен, как никто другой? Михай хотел сделать её хорошей актрисой, а Нина собиралась его правильно воспитать.
Монтяну пошёл к Фане Абрамовне за пониманием и мудростью -- вдруг она скажет что-нибудь волшебное, и всё наладится. Там в гостях сидел Норштейн, которого Фаня Абрамовна звала, конечно, Юрочкой. Пили чай с печеньем и малиновым вареньем. Михай, кстати, принес торт и молдавские конфеты "Вишня в шоколаде".
Норштейн тоже был обладателем международных премий, но Михай относился к его ремеслу, мультипликации, скептически: малюют себе люди на целлулоиде. Что они понимают в монтаже, ракурсе, актерской игре.
Муж Фани Абрамовны, театральный критик, стал восторгаться фильмами Михая:
-- Какие у вас герои! Какая у всех органичность! А женщины -- цельные и страстные! Молдаване -- прирождённые актеры!..
Михай терпеливо ждал, и Фаня Абрамовна спросила:
-- С сыном видитесь?
-- Не часто. Нина злится и нервничает.
-- Мишенька, вы взрослый мальчик. Самолюбие надо спрятать. Вы не виноваты, и она тоже. И ей плохо. Каждый такой, какой есть. Берегите связь с сыном. Сын -- это такое счастье.
Норштейн, непосредственный как ребёнок, вставил невпопад:
-- Нина красивая женщина.
Монтяну посмотрел ему в лицо, подумал и сказал:
-- Очень.
Потом делил с Ниной славу, квартиру, деньги, сына. Он его любил -- копия Михай, но понимал, что как каждодневный папа он плоховат.
Народная судья по семейным делам лаконично записала в блокнот -- разница в возрасте и интересах оказалась непреодолимой.
А что за записка белеет на столе?
"Благодарю за все, что было. Ты по-прежнему мой милый и верный друг. Прости".
Его звала утренняя звезда. Он вспоминал, как смотреть в глаза женщинам.
V. Марш одиноких
С дистанции времени заметно -- режиссёр Монтяну делал понятное, советское кино: с первого кадра ясно, кто есть кто; и никаких разночтений и двойных толкований -- всё разжёвывалось и вставлялось в рот зрителю. Зато он мог заставить удивляться, печалиться и радоваться чуду жить.
Как-то в беседе без посторонних с Михаилом Козаковым Монтяну назвал себя румыном, а не молдаванином, как по паспорту.
И будет время, когда откроются документы и свидетельства, и молодой румынский писатель напишет книгу "Разгадка Михая Монтяну", поставит точку и задумчиво откинется в кресле.