Стрельцы московские - страница 22
Трудности, возникавшие при массовых стрелецких наборах, побуждали правительство предпринимать меры по созданию постоянной социальной базы, способной автоматически восполнять ряды стрелецкого войска. С начала 30-х годов в него, не спрашивая на то согласия, стали писаться дети, братья и племянники стрельцов, а также их «подсуседники и захребетники». Сама служба становилась не только пожизненной, но и наследственной. Впоследствии списки стрелецких детей велись по полкам в Стрелецком приказе и обновлялись ежегодно. По достижении недорослями совершеннолетия или по случаю особой необходимости их прибирали в соответствующие полки. Средний возраст, с которого юноши зачислялись на службу, составлял 15–17 лет и, как исключение, даже с И лет. При чрезвычайных наборах призывной возраст даточных людей мог достигать 50 лет.
Оградить от возможного оттока служилого приборного люда был призван указ 1641 г. По нему людям разных чинов было запрещено давать кабалы на стрельцов, пушкарей и иных, которых разрешалось нанимать на работу только по житейским записям, не влекшим за собой изменений в правовом статусе нанимаемого>,2. Дополняли этот указ статьи Соборного Уложения 1649 г., запрещавшие выдачу стрельцов головою до искупления за долги по заемным кабалам и разным искам. Долг ответчика-стрельца погашался из его денежного жалованья при сохранении хлебного>13.
Создатели Уложения учли и опыт массовых стрелецких наборов 30-х годов, во время которых казна лишилась многих посадских тяглецов, оказавшихся в рядах стрельцов. Все добровольно поступившие в стрелецкую службу бывшие посадские тяглецы возвращались в тягло вместе с детьми. Оставался в стрельцах лишь третий сын. То же касалось и детей тяглых людей, ставших стрельцами, если они не являлись третьими сыновьями. Эти статьи еще раз подтвердили неизменность правительственного курса на сыск уклонявшихся от тягла горожан, проводимого с 1637 г'>4.
Особое место в своде законов 1649 г. было отведено проблеме выкупа русских пленников, несметное число которых томилось в иноземной неволе в течение многих лет. Разовые сборы на искупление плененных отныне заменялись на постоянную подворную подать, взимаемую со всяких людей как тяглых, так и нетяглых. Ежегодно «полоняничных» жители посадов, церковные и черные крестьяне платили по 8 денег, крестьяне дворцовые и помещичьи — по 4, стрельцы, казаки и прочие низшие служилые чины — по 2. Выплаты из собираемых сумм осуществлялись по определенным расценкам, в зависимости от социального статуса пленника. За стрельцов московских давалось 40 рублей, за стрельцов городовых и казаков — по 25 рублей>15, меньшие суммы платились за посадских, крестьянских и боярских людей. На выкуп дворян выделялись деньги, пропорциональные их поместному окладу.
Частые посылки московских стрельцов на различные полковые, городовые и иные службы влекли за собой неизбежные потери. Для рядовых русских воинов, оказавшихся в плену, шанс вернуться на родину был невелик. В середине 30-х годов попали в крымский полон сразу две сотни стрельцов приказа Никиты Бестужева, несших городовую службу в Осколе. Сохранилось известие о дальнейшей судьбе лишь одного из них — московского стрельца Ивашки Лукьянова. Его долгий обратный путь «со товарищи» в Россию явился истинным подвигом.
Оказавшись в Крыму, Ивашка был продан на турецкую катаргу (грузовую галеру), на которой он провел7 лет. В 1641 г. его судно, перевозившее порох, ходило к Азову, захваченному казаками. По завершении похода группа русских невольников, которую возглавил калужский стрелец Иван Мошкин, решила захватить корабль и попытаться бежать из плена. План заговорщиков поддержали все 280 невольников, находившихся с ними на катарге. Большинство из них были выходцами из других стран. Во время одного из плаваний в Средиземном море в октябре 1641 г. Мошкину удалось заложить пороховой заряд под помещение, где находились капитан Апты-па-ша и его 40 янычар. С помощью невольника — испанца ему удалось добыть тлеющую головню и 12 сабель.
Взрыв, прогремевший в ночь на Дмитриеву субботу, разметал в воду половину янычар. Вслед за этим на всем судне завязался быстротечный, но жестокий бой между каторжниками и турецким экипажем. Внезапность нападения позволила невольникам быстро сломить сопротивление врагов. В горячей схватке были убиты 210 турок и еще 40 сдались в плен. Самого Ашы-пашу заколол «саблей в брюхо» лично Иван Мошкин, получивший в бою несколько ранений. Был ранен саблей и московский стрелец Иван Лукьянов, но в целом потери восставших были невелики — 1 убитый и 20 раненных.