Стремнина - страница 15

— А-а, надоело! — отмахнулся Белявский, на сей раз с брезгливостью.

— Истина что хлеб.

— Аа-а, все учат, учат!

— Тогда уволь, раз сам все знаешь… — Арсений был в досаде на себя, что ввязался в ненужную словесную баталию. — Только, я вижу, у тебя еще что-то вертится на языке? Договаривай. Заодно.

— Верно, вертится, — дерзко признался Белявский. — Кстати, опять о камнях. О тех, что попадаются в личной жизни… — Глядя исподлобья, он спросил, внезапно понизив тон: — Попадется вот такой, как сейчас на шивере, что делать?

— Тоже рвать, — сказал Морошка.

— А чем? Какой взрывчаткой?

— А той, что в сердце.

Борис Белявский встретился со сторожким взглядом Арсения Морошки, словно ожидая от него каких-то пояснений, но вдруг раздался шорох прибрежной гальки и с баржи донеслось:

— Стой! Отдай тяги!

И опять над Ангарой неслись гудки «Отважного». Строгие, зовущие гудки. Это был приказ бригаде взрывников — немедленно, по тревоге, собраться в запретной зоне, у речки Медвежьей.

— Глазам не верится! — воскликнул Володя Полетаев. — На такой реке, а пройти негде.

— Не теряй время, — сказал ему Морошка.

Чтобы взорвать камень, надо было прежде всего положить на одной линии с ним, выше по течению, якорь с тросом, а к нему нарастить нужной длины канат: заряд, укрепленный на его конце, должен лечь точно на цель. Но якорь лежал где-то на дне реки. Вешку, стоявшую около него, как назло, сорвало последним взрывом.

— Ищи, солнце-то вон где! — потребовал Морошка.

Володя ушел на «Отважном», а Морошка, не дожидаясь взрывников, принялся за дело. Взвалив на загорбок тяжелый деревянный ящик, он донес его от площадки из лесин-кругляшей до берега, где стояла спаровка. Вытащил из ящика металлическую банку, наполненную порохом. Начал опоражнивать ее в колоду, из каких поят скот. «Разбрелись, — подумал о взрывниках. — Попробуй, собери теперь, а время не ждет…» И коль скоро подумалось о бригаде, Арсению Морошке невольно вздохнулось и сделалось грустно.

Почти все люди из команд двух теплоходов и земснаряда, работавших в прорабстве, были постоянными, кадровыми речниками Енисейского бассейна. Это были во всех отношениях надежные, работящие и отважные люди, специалисты своего дела, привычные к суровым условиям севера. В прорабстве они составляли большинство. Лишь немногие матросы ходили первую навигацию и еще не успели как следует прижиться в командах.

Гораздо хуже обстояло дело в бригаде, ведущей взрывы — основные, самые тяжелые и опасные работы на реке. Сюда требовались главным образом простые рабочие, не имеющие специальности. А где их нынче взять? Молодые люди, во множестве и охотно едущие осваивать Сибирь, обычно держат путь на большие строительства, слава о которых иной раз гремит на весь мир. Понять молодых энтузиастов легко: на тех строительствах — огромные коллективы, там лестно и весело работать, там можно овладеть любой строительной специальностью, выйти в люди, обзавестись домом и семьей. А что на шивере Буйной? Работа временная, черная, как говорилось прежде, да и жизнь — в «полевых условиях», вроде той, какой живут изыскатели и геологи, в отрыве от Большой земли. И потом, отработаешь до зимы, а дальше что? На все четыре? Естественно, что сюда очень трудно было завербовать надежных рабочих.

В начале лета вербовщикам с большим трудом удалось заманить пятерых солдат-однополчан, случайно оказавшихся после демобилизации на Нижней Ангаре. Все они были комсомольцами, все умели работать на разных машинах и мечтали о Братске, но, узнав о тяжелом положении на Буйной, скрепя сердце согласились поехать в прорабство. К ним прибился и один паренек допризывного возраста, Славка Роговцев, очертя голову в поисках романтики залетевший в Приангарье с лучшим школьным другом, как выяснилось вскоре, трусливым малым. Только вот эти ребята вместе с двумя взрывниками — Демидом Назарычем Волковым и Васей Подлужным, работавшими в прорабстве второй год, — и составляли ядро бригады, ведущей взрывы и уборку породы. Правда, иногда солдаты в открытую каялись, что забились в глухомань да связались с непривычным делом, но никто из них и не помышлял о том, чтобы до срока распрощаться с Буйной.