Стремнина - страница 16

Остальные рабочие бригады по большой нужде набирались из кого попало. Любой, с самой неприглядной трудовой книжкой, переступив порог конторы стройуправления в Железнове, мог попасть в прорабство. А переступали порог главным образом бездумные, бесшабашные люди, оказавшиеся без копейки, люди из той живучей породы, какие скитаются по всей Сибири, нигде не находя себе места и дела по душе. Проку от них было очень мало, а беспокойства вдоволь: им ничего не стоило в любое время бросить работу и взять расчет, они часто устраивали пьянки и скандалы, они дурно влияли на молодых, со слабой закалкой и проявлявших любопытство к нравам таежной вольницы. Эти люди работали обычно до первой или, в крайности, до второй получки, а там — мрачная гульба, да и с глаз долой, в новые дали…

Первым к устью Медвежьей вышел в резиновых сапогах, с удочкой на плече, в замызганной куртке, приземистый Демид Назарыч, умевший и по гальке ходить бесшумно. Старик безошибочно догадывался, что произошло на реке, и потому не считал нужным приставать к прорабу с расспросами. Вытряхнув из брезентовой сумы свой улов в только что освобожденный прорабом деревянный ящик, он промолвил скорее себе, чем Морошке:

— А поздновато, поди-ка!

— Где ребята? — спросил Морошка.

— Трое идут. Остальные за рябчиками подались. Те сейчас далеко.

— И Подлужный ушел?

— Он первым упорол со Славкой.

— Плохо, батя, дело…

В полный заряд согласно инструкции закладывалось более трех десятков боевиков из тола с детонаторами, и все они соединялись с магистральным проводом. На монтаж сложной электрической цепи, хотя его вели в четыре руки, всегда уходило много времени. Теперь же Демиду Назарычу предстояло работать без помощника. Это расстроило Морошку, и он добавил со вздохом:

— Один ты долго провозишься с цепью.

— Сам с нею повозись! — несколько обиженно проговорил Демид Назарыч. — Не цепь — паучья паутина! Ну, я пошел…

Подняв голенища сапог, Демид Назарыч отправился вброд через шумливую Медвежью. За речкой, подальше от людского жилья и порохового склада, стояла опаска — небольшой паузок-склад, где хранились боевики и детонаторы.

А на тропе, что выходила из тайги берегом Медвежьей, показались закадычные дружки-однополчане: Сергей Кисляев, Николай Уваров и Гриша Чернолихов. На плечах они несли не только удочки, но и жерди, необходимые для устройства заряда.

Впереди, как всегда, скорым шагом шел Сергей Кисляев, один из всех ухитрившийся не износить за лето солдатского обмундирования, на редкость живой и проворный парень. Казалось, он все еще считал себя состоящим на военной службе. Он цепко держался за привычки, приобретенные в армии: поднимался на зорьке и без задержки, работал быстро и неутомимо, одергивая друзей, если они затевали какую-нибудь болтовню. Это иногда не нравилось его однополчанам. Все они с удовольствием наслаждались жизнью, где не существовало строгих армейских законов и порядков, где каждый — сам себе генерал. И в то же время они определенно уважали Кисляева, может быть, именно за его приверженность армейским привычкам, доподлинно зная, что в них много хорошего и мудрого.

Бросив жерди на землю у колоды, Кисляев крикнул Морошке озабоченно:

— Времени-то мало!

Черный, широколицый и скуластый, похожий на якута, Николай Уваров, от природы ехидный и ворчливый, с сожалением произнес:

— А клев какой нынче!

— Отставить! — одернул его Кисляев. — Тащи жерди прямо к спаровке.

Но когда Уваров прошел мимо, он подтвердил:

— Да, клев нынче хорош! — Вытащив из сумки ленка, показал его Морошке. — Гляди, какой!

Задумчивый, мечтательный Гриша Чернолихов, смущенный хвастовством друга, да еще перед таким рыбаком, как Морошка, не останавливаясь, прошел мимо колоды к берегу.

— Он поймал, — сказал Кисляев, кивая Грише вослед. — Счастливый, дьявол! Ему всегда и во всем везет. Даже завидно. — Оглянувшись на брандвахту, спросил: — А эти где?

— В карты режутся, однако.

— Сбегать?

— Должны бы подойти…

— Они должны бы раньше нас здесь быть, — сказал Кисляев. — Значит, в азарт вошли. Ленивая же у них совесть! Все время будить надо. Хотя стоп: идут! Ха!