Студентка с обложки - страница 11
!
Стилист разевает рот, закрывает его и бежит в гримерную, не выпуская из рук кучу пастельных сумочек всех форм, размеров и материалов.
— Ви-и-н-се-ент! — кричит он, волоча за собой золотистые ремешки.
Как такое может быть? Неужели Конрад так разозлился из-за бровей? Я гляжу на фотографа: а вдруг это все шутка, спектакль, разыгранный, чтобы визажист не расслаблялся? Может, и так, но я вижу только застывшие сердитые глаза.
— Я пришел, — говорит Винсент с видом, не выражающим никакой радости. — В чем дело?
— Вот это я и хочу узнать! — Конрад тычет пальцем мне в бровь. — Это что?
Щеки Винсента розовеют.
— Они выглядели очень старомодно, и я просто…
— Ты просто что?
— Подправил их, и все! — Визажист повышает тон, хотя его голос звучит не зло, а скорее испуганно. — Там не было формы!
Морис вставляет в розетку удлинитель.
— Эмили! Лицо сюда! — рычит Конрад.
Я вытягиваюсь по стойке смирно.
— Я знаю, что там не было формы! — продолжает он. — А здесь и здесь мне нравилось!
Винсент встает на стремянку и хватается за перекладину над ногами фотографа.
— А вам не кажется, что здесь теперь лучше? — указывает он тупым концом помадной кисточки.
Конрад сосредоточенно хмурится.
Морис становится на самую нижнюю ступеньку и включает фен. Мне в живот ударяет струя теплого воздуха.
— Ну, там же был Дикий Запад! — оправдывается Винсент.
Дикий Запад? Хочется потереть глаза, но меня за это убьют. Передо мной трое мужчин — один большой и взъерошенный, два маленьких и аккуратненьких, — все стоят на стремянке и смотрят на меня широко распахнутыми глазенками, какие бывают у котят на пошлых рождественских открытках или календариках с рекламой кошачьего корма. А я — птичка. Такое внимание было бы лестным, да только интересуют их мои кожные волоски и пятна на платье.
В мою бровь снова упирается палец.
— А здесь слишком тонко.
— Тут? — Пальцу вторит карандаш. — А разве здесь это не выравнивается? И здесь? И здесь?
— НЕСИ ИНСТРУМЕНТЫ!
Инструменты приносят. Под пристальным наблюдением фотографа Винсент выдергивает еще два волоска и чуть закрашивает середину моей левой брови.
— Гораздо лучше! — объявляет Конрад и слезает со стремянки. — Все, Винсент, теперь припудри ее. Морис, поправь пояс. Будем снимать сразу на пленку.
Ума не приложу, как два волоска и один карандашный штрих что-то поменяли. И все-таки я рада, что Карибский кризис вокруг моих бровей разрешился. И еще один плюс: я уже не нервничаю, а просто жду, когда сессия закончится, чтобы снять наконец чертовы туфли и сходить в туалет.
У объектива Конрад опять растягивает губы в ласковой улыбке.
— Сейчас мы будем играть. Повторяйте за мной!
Он ставит правую пятку к левому носку и скашивает бедра.
Я копирую его позу.
— Бедро чуть вперед!
Я двигаю тазом и выпячиваю правое бедро.
— Хорошо! Теперь руку на бедро!
Кладу левую руку на бедро. Ощущение странное.
— Нет, другую!
Все равно странное.
— Отклонитесь назад!
— Больше!
— Меньше!
— Подбородок вниз!
— Прекрасно! Первые несколько кадров так и стойте.
Это только начало. Майк оказался прав: все оставшееся время Конрад дает мне исчерпывающие указания, что и как делать. Для него все мелочи важны: как согнуты пальцы рук, как развернуты стопы, и чем поза неудобнее и неестественнее, тем ему больше нравится.
Между прочим, именно так я себя здесь и чувствую: неудобно и неестественно.
За обедом Айяна травит модельные байки. Например, о том, как она прилетела в Париж, а ее тринадцать сумок «Луи Виттон» — нет. Смеяться надо после фразы: «А когда я уехала, хотите верьте — хотите нет, во всем городе не осталось ни одной дизайнерской сумки!» Что все и делают. Очень громко. Я вожу вилкой по зеленому соусу на куске отварной семги, пытаясь подсчитать, во сколько сумок влезет все, что у меня есть в шкафу, включая довольно обширную коллекцию футболок.
Когда я прошу добавки зеленой фасоли, Морис говорит:
— Надо же, какой у нас аппетитик!
Все смотрят мне в тарелку, включая усмехающуюся Айяну. Я замечаю, что ее тарелка, полная еды, почти не тронута, а Терезы за столом вообще нет.
После еды нам освежают макияж, а значит, обучение продолжается. Я сажусь на стул перед зеркалом. Хихикающая Тереза выскакивает из туалета с пакетиком на замочке. Винсент роется в своих сумках.