Студенты последнего курса - страница 3
— За себя я готов отвечать,— сказал Малец, держа руку на сердце,— но за свой язык — боже сохрани! Если б я за него отвечал, меня давно не было бы на свете.
— Так вырви грешный свой язык! Пусть он тебя не искушает,— посоветовал Ромашка стихами.
— Тогда он не будет Мальцем,— вмешался Русинович и обратился к Гале: — Неужели вы хотите, чтобы наш Малец перестал быть Мальцем? Он умел говорить без переводчика даже с немцами, а вот с девушками не научился. Простите его!
Галя взглянула на Русиновича, улыбнулась:
— Ваше счастье, Малец, что за вас заступился человек с чутким сердцем. На этот раз я вас прощаю.
Она первая подошла к парням, взяла Русиновича под руку, и они зашагали дальше.
«Человек с чутким сердцем»,— насмешливо повторил про себя Русинович,— Не слишком ли велика честь... А вот ты сама? Что-то в тебе есть, только глубоко спрятано. Однако это интересно, что ни говори».
Примерно через полчаса они сидели в сквере, затем ходили пить морс, долго стояли в очереди. Вечер прошел незаметно.
Провожать девушек пошли всей гурьбой. Ромашка с Мальцем подхватили девушку, что пониже ростом, а Русинович остался с Галей.
— Откуда вы знаете Мальца? — спросил, помолчав, Русинович.— Или вернее: откуда вас знает Малец?
— А разве не все равно? Мы часто вместе заседаем...
— Понятно. Профсоюзное начальство или актив... Но почему вы бродите по улице в такой вечер?.
— А где я, по-вашему, должна быть?
— Ну, дома...
Галя некоторое время молчала, опустив голову.
— Мой дом далеко... А знаешь... знаете, я долго скучала без мамы. Особенно на первом курсе. Теперь немного привыкла... А Малец ваш женат? — неожиданно спросила Галя.
Русинович удивленно посмотрел на нее, усмехнулся:
— Я даже не знаю, что ответить... Может, он обидится, если я скажу правду...
— За правду не обижаются. Мне кажется, что он женат. На вид он уже старый...
— Какой старый? Двадцать семь лет. Но, насколько я знаю, он не женат.
— Вас удивило, видимо, почему я спрашиваю?
— Немного... Хотя что тут особенного?
Они постояли еще несколько минут. Русинович почувствовал, что Галя хочет уйти в обжещитие. «Что ей сказать? Неужели мы больше не увидимся?» — вертелось у него в голове.
— Я хотел бы вас видеть...— осмелился он.
— Это никому не запрещено,— с вызовом ответила Галя.
— Рад, что вы и меня зачисляете к счастливцам, которым не запрещено вас видеть... Я приду завтра, в восемь вечера. Хорошо?
— Как хотите...
Эта неопределенность немного остудила его горячую голову.
ОТ СЕССИИ ДО СЕССИИ
Сессия — самое трудное и, как ни странно, самое веселое время у студентов. Хоть экзаменов и зачетов много, но этим студента не испугаешь. Главное, что не надо сидеть на лекциях, что ты хозяин своего времени.
Шестая комната в студенческом общежитии на старой улице Минска Немиге — тесная, темноватая, так как окна упираются в соседний дом,— утратила свой обычный вид.
До сессии тут царили чистота и порядок, а теперь — кавардак.
У каждого ее обитателя был свой режим, который проявлялся только во время сессии. Вставали, кто когда хотел. Раньше всех просыпался Малец. У него часто болело простреленное плечо, он страдал бессонницей, долго не мог заснуть вечером, и утром сон быстро покидал его. Но вставать первым он не любил, обычно лежал в постели и читал.
Первым вылезал из-под одеяла Рак, по прозвищу Профессор, невысокий, худощавый парнишка с большой круглой головой и крупным лицом. Рак любил тишину и порядок, не терпел суеты и спешки. Он делал, как смеялись товарищи, полтора оборота в час: старательно и долго брился — «корчевал пни», одеколонился, шел с чайником за кипятком и садился завтракать.
За ним вставал Ярошка, тоже невысокий, но кряжистый и крепкий парень, с серым бескровным лицом и тонкими губами. Свой день он начинал с физзарядки. Похрустывая суставами, делал сначала легкую разминку, потом брал гантели и долго размахивал ими, то приседая, то ложась на пол. У него тоже был свой темп, не очень быстрый, но спорый. Он никогда не спешил, но никогда и не опаздывал, все рассчитывая до секунды. Его за эту точность прозвали Пекторалисом.