Студенты последнего курса - страница 3

стр.

— За себя я готов отвечать,— сказал Малец, держа руку на сердце,— но за свой язык — боже сохрани! Если б я за него отвечал, меня давно не было бы на свете.

— Так вырви грешный свой язык! Пусть он тебя не искушает,— посоветовал Ромашка стихами.

— Тогда он не будет Мальцем,— вмешался Русинович и обратился к Гале: — Неужели вы хотите, чтобы наш Малец перестал быть Мальцем? Он умел говорить без переводчика даже с немцами, а вот с девушками не на­учился. Простите его!

Галя взглянула на Русиновича, улыбнулась:

— Ваше счастье, Малец, что за вас заступился че­ловек с чутким сердцем. На этот раз я вас прощаю.

Она первая подошла к парням, взяла Русиновича под руку, и они зашагали дальше.

«Человек с чутким сердцем»,— насмешливо повторил про себя Русинович,— Не слишком ли велика честь... А вот ты сама? Что-то в тебе есть, только глубоко спря­тано. Однако это интересно, что ни говори».

Примерно через полчаса они сидели в сквере, затем ходили пить морс, долго стояли в очереди. Вечер прошел незаметно.

Провожать девушек пошли всей гурьбой. Ромашка с Мальцем подхватили девушку, что пониже ростом, а Ру­синович остался с Галей.

— Откуда вы знаете Мальца? — спросил, помолчав, Русинович.— Или вернее: откуда вас знает Малец?

— А разве не все равно? Мы часто вместе заседаем...

— Понятно. Профсоюзное начальство или актив... Но почему вы бродите по улице в такой вечер?.

— А где я, по-вашему, должна быть?

— Ну, дома...

Галя некоторое время молчала, опустив голову.

— Мой дом далеко... А знаешь... знаете, я долго ску­чала без мамы. Особенно на первом курсе. Теперь немного привыкла... А Малец ваш женат? — неожиданно спросила Галя.

Русинович удивленно посмотрел на нее, усмехнулся:

— Я даже не знаю, что ответить... Может, он обидит­ся, если я скажу правду...

— За правду не обижаются. Мне кажется, что он же­нат. На вид он уже старый...

— Какой старый? Двадцать семь лет. Но, насколько я знаю, он не женат.

— Вас удивило, видимо, почему я спрашиваю?

— Немного... Хотя что тут особенного?

Они постояли еще несколько минут. Русинович почув­ствовал, что Галя хочет уйти в обжещитие. «Что ей ска­зать? Неужели мы больше не увидимся?» — вертелось у него в голове.

— Я хотел бы вас видеть...— осмелился он.

— Это никому не запрещено,— с вызовом ответила Галя.

— Рад, что вы и меня зачисляете к счастливцам, кото­рым не запрещено вас видеть... Я приду завтра, в восемь вечера. Хорошо?

— Как хотите...

Эта неопределенность немного остудила его горячую голову.


ОТ СЕССИИ ДО СЕССИИ


Сессия — самое трудное и, как ни странно, самое ве­селое время у студентов. Хоть экзаменов и зачетов много, но этим студента не испугаешь. Главное, что не надо си­деть на лекциях, что ты хозяин своего времени.

Шестая комната в студенческом общежитии на старой улице Минска Немиге — тесная, темноватая, так как окна упираются в соседний дом,— утратила свой обычный вид.

До сессии тут царили чистота и порядок, а теперь — кавардак.

У каждого ее обитателя был свой режим, который проявлялся только во время сессии. Вставали, кто когда хотел. Раньше всех просыпался Малец. У него часто болело простреленное плечо, он страдал бессонницей, долго не мог заснуть вечером, и утром сон быстро покидал его. Но вставать первым он не любил, обычно лежал в постели и читал.

Первым вылезал из-под одеяла Рак, по прозвищу Про­фессор, невысокий, худощавый парнишка с большой круглой головой и крупным лицом. Рак любил тишину и порядок, не терпел суеты и спешки. Он делал, как смея­лись товарищи, полтора оборота в час: старательно и долго брился — «корчевал пни», одеколонился, шел с чай­ником за кипятком и садился завтракать.

За ним вставал Ярошка, тоже невысокий, но кряжи­стый и крепкий парень, с серым бескровным лицом и тонкими губами. Свой день он начинал с физзарядки. Похрустывая суставами, делал сначала легкую разминку, потом брал гантели и долго размахивал ими, то приседая, то ложась на пол. У него тоже был свой темп, не очень быстрый, но спорый. Он никогда не спешил, но никогда и не опаздывал, все рассчитывая до секунды. Его за эту точность прозвали Пекторалисом.