Судьба - страница 9

— Я прошу вас только не спешить, — предупредил Бардаш. — Вы слышали про американский метод дикой кошки, Бобир Надирович? Они бурят сразу наудачу, по следам геофизических пророчеств…

— Ну и молодцы, если, конечно, геофизики — пророки, а не болтуны.

— Но ведь они рискуют деньгами не из того кармана, о котором говорили вы. А риск велик…

— Но и выигрыш велик! — бесстрашно сказал Надиров, приподняв над головой палец.

— Случайный выигрыш…

— Ладно, я не дикая кошка… — проворчал Надиров.

Сарваров начал прощаться. И только тут Ягана заметила, что она все время вертела в руках розу, которую ей подарил чайханщик.

— Он погубит себя! — сказал Ягане Хазратов, взяв ее в коридоре под руку и увлекая вперед. — Просто сует голову под паровоз… Кто он и кто Надиров? И самое главное — надо же давать газ!

Хазратова Ягана знала давно. Они с Бардашем были из одного зарафшанского кишлака Бахмал, неподалеку отсюда. И поэтому нередко встречались дома. Она знала, что муж недолюбливал кое-чего в Хазратове, но детство есть детство, воспоминания были воспоминаниями, и в таких случаях на многое закрываются глаза. Да вот и Хазратов очень серьезно предупреждал ее, и она ответила, невольно положив свою ладонь на его руку.

— Спасибо, Азиз Хазратович.

Бардаш догнал их уже в хазратовском кабинете. По лицу его бродила смущенная улыбка. Ягана знала эту особенность мужа — в споре помнить только о сути спора, а уж потом, чуть позже, осмысливать, чем же, собственно, для него самого кончилась баталия и чего ждать… А чем? Она не понимала, победил Бардаш или нет. «Он себя погубит», — звучали в ее ушах хазратовские слова.

Хазратов, наклонив блестевшую лысину, пожал руку Бардашу.

— Поздравляю. И вас, Ягана Ярашевна.

Теперь его лысина наклонилась к ней, и на самой макушке отразилась потолочная люстра и даже шнур. Никогда она не видела такой ухоженной лысины — без единого волоска, точно ее с утра натирали бархоткой до глянца. От загара лысина становилась медной…

Был он плотный, Хазратов, невысокий, крепкий. Казалось, с годами становился все крепче, полнел, но не дряб. Сколько помнила его Ягана, он ни на что не жаловался, один раз только сказал печально, что в аквариуме умерла его любимая рыба-красноперка, и ее паразило тогда, что у Хазратова есть что-то живое в душе, какой-то уголок, где любимая рыба шевелит плавниками… Он очень горевал, а у Джаннатхон, его жены, даже были заплаканные глаза. Скорее всего, ей досталось за то, что в воду попала какая-то отрава.

Ягана с тех пор, во всяком случае, внимательней присматривалась к Хазратову, не судила о нем только как о самоуверенном и удачливом служаке, пережившем нескольких начальников.

— Ну что ж, — сказал он, — надо обмыть ваше выдвижение, друзья. А Джаннатхон будет рада. Жду.

— Скажите, Азиз Хазратович, — спросила Ягана, — а как вы сами относитесь к делу? Что вы предлагаете?

Бардаш засмеялся, потрепав друга:

— У него трудное положение! Сарваров не дал никаких указаний! Странный секретарь обкома! А? Как жить, Азиз?

— Ты подскажешь, — отшутился Хазратов. — А я буду жить твоими молитвами…

— Слыхали? — улыбнулся Бардаш Ягане. — Как я вырос!

И опять дружески похлопал Хазратова по спине.

Если бы он знал, как ненавидел Азиз Хазратов это дружеское прикосновение, это насмешливое похлопывание, еще со студенческих времен, когда он исписывал толстые тетради в стенах ташкентского института, а Бардаш заглядывал в его конспекты, опираясь рукой о спину товарища, смеялся, что тот переписывает все учебники, хлопал вот так же по спине… Если бы знал Бардаш, какие приливы ярости, может быть, несправедливой, удушающе поднимались тогда к самому горлу Азиза, он был бы поосторожней… Но Хазратов только улыбался:

— Учти, ты вырос не без моего участия.

— Тогда я тебе хочу ответить, пока меня еще не назначили, — серьезно и как-то грустно сказал Бардаш и покачал чуть склоненной набок головой. — Ты спросил, думаю ли я вовремя дать газ Ташкенту? Хочу ли? Нет, не хочу…

— Ладно, ладно… Успокойся.

— Я вообще думаю, что весь газ надо использовать для производства газводы на месте.

— Без мальчишества! — Предупредил Хазратов, приподняв руку, словно показывая, что у него тоже есть терпение.