Суть времени, 2013 № 22 - страница 8
Ответ на вопрос, почему это произошло с нами, таков.
Это произошло с нами потому, что была создана моноидеологическая система, не подавляющая, а разжигающая вожделение. Да, она была создана в хрущевскую и постхрущевскую эпоху. Но есть внутренняя связь между этой моноидеологической системой, разжигающей вожделение, и моноидеологической системой, которая вожделение не разжигала, но не могла защитить себя от той инверсии, в ходе которой она из не разжигающей вожделение превратилась в разжигающую.
А вот когда она стала разжигать вожделение — то побила все рекорды. Потому что, повторяю и повторю еще не раз, никакая полиидеологическая система не может разжечь так, как это может сделать моноидеологическая система, проклинающая обладателя вожделенного и разжигающая вожделение.
Я разобрал это достаточно подробно для того, чтобы у читателя родились свои воспоминания и образы. Но кое-что в этом плане я обязан сам предложить. Коль скоро начат разговор на эту — невероятно грустную — тему.
1984 год. Город Москва. Руководимый мною — еще самодеятельный, но уже достаточно знаменитый — театр «На досках».
Молодая девчонка, приехавшая из Лабинска (Краснодарский край) в Москву и поступившая в школу при театре «На досках», откровенничает: «У нас, если ты на танцплощадке не будешь одета в американские хорошие джинсы, тебя не пригласят танцевать».
Мать этой девчонки работала товароведом. Все это разыгрывалось в недрах советской эпохи. 17-летняя девушка приходила на танцплощадку в купленных у фарцовщика джинсах и не испытывала отвращения при мысли, что танцевать приглашают не ее, а ее джинсы. Тут все одинаково хороши. И девушка, и ее мать, и молодые люди, влекомые джинсами.
Читатель, ты осознаешь дикость описанной мною ситуации? Она разворачивалась внутри советского общества. Ты можешь себе представить, читатель, что в Испании или Бразилии молодой парень будет приглашать на танец не приглянувшуюся ему красивую девушку, а существо в нужных брюках? Что парень этот западет… ну хорошо, не только не на ум и благородство девушки, но даже не на ее формы и элементарную сексапильность, а на джинсы… Куда там Лимонов с афроамериканцем! Или Леонидов с отковыриваемой резинкой.
Между прочим, страстные танцы с оджинсованной девушкой в южном городе предполагают дальнейшее развитие отношений. В том числе и такие, при которых девушка останется без джинсов. И что? Тогда вожделение немедленно угаснет. Или развитие вожделения будет направлено не на девушку, а на джинсы. Представь себе, читатель, эту картину. Освобожденная от одежды девушка лежит себе под кустиком, лишенная внимания кавалера, а кавалер яростно совокупляется с джинсами. Читатель, ты скажешь, что я перебираю? Ой ли? А мне-то кажется, что я предлагаю тебе модель нынешней эпохи в натуральную величину. И чем, скажи мне, эта гротесковая сюрреалистическая модель отличается от того, что описано в начале эссе, вмонтированного мною в данный специфический эпос?
И разве не этим гротеском, не этим безумным сюром пропитана была определенная, достаточно широкая зона советской жизни? И разве так трудно было весь этот вирус перенести из широкой зоны в широчайшую?
Ведь именно этим занялась зловещая горбачевская перестройка.
1987 год. Город Каунас. Фестиваль вновь созданных театров-студий. Верховодит господин Минкин сотоварищи. Приезжают молодые провинциальные режиссеры, способные стать новым культурно-политическим субъектом. Я предлагаю начать дискуссию о судьбе театрального российского авангарда. О соотношении идеологии и культуры в переломную эпоху. Господин Минкин говорит: «Мы собрались в этом замечательном западном городе не для того, чтобы вести какие-то дискуссии. Мы хотим смотреть замечательные прибалтийские мультфильмы, пить прекрасное прибалтийское пиво и поглощать упоительные прибалтийские карбонаты. Вот наша программа: карбонаты и мультфильмы».
Минкин берет пивную кружку и, пристукивая ею по столу, начинает повторять: «Карбонаты и мультфильмы! Карбонаты и мультфильмы!» Следом за ним то же самое начинают скандировать московские журналисты. Захваченные этой элитной мистерией, провинциальные режиссеры тупо повторяют мантру, предложенную им великолепными москвичами. Речь идет об обряде, читатель, о полноценном религиозном обряде. Тут прибалтийскими карбонатами и прочим именно причащаются. И резинкой, отковыренной от мостовой, причащаются. И джинсы, необходимые для танцевального ритуала, имеют специфически сакральный характер. И потому магическое соитие с ними при отделении их от их обладательницы вполне возможно. И даже необходимо. Ибо сакрализованные джинсы обладают магической силой, которую в обряде надо изъять из джинсов и перекачать, так сказать, в свое естество.