Суздаль. Это моя земля - страница 2

Думали, помрёт скоро, всё равно земля наша станет — наследников нет. Годы шли, упрямая бабка не помирала.

Угрожали — нет и всё.

Хоть что с ней делай. Думает, шутки с ней шутят.

[2]

Безлунной осенней ночью домик подожгли. Огонь взметнулся, облизав стену до самой крыши, и через минуту потух, будто стену облили не бензином, а водой. Невесть откуда взявшиеся мужики, один из которых был с раскосыми глазами, а второй пьяный вдрызг, поймали горе-поджигателя у самого моста и как следует отлупили: заломив руки, поставили на колени, раскосый держал парня, а пьяный пинал его по голове и рёбрам, пока тот не потерял сознание.

[3]

Очнулся в помещении: подо мной — мягкий топчан, вокруг — полумрак, из звуков только тишина и мягкая дрожь поленьев в топке. «Где я?» Лежал, не двигаясь и почти не дыша. Тело ныло. Лицо разбито, саднит. «Надеюсь, ничего не сломали».

— Не бойся, не сломали!

От неожиданности я вздрогнул и ощутил капли холодного пота на спине. Со стула в углу комнаты поднялась фигура, её лицо прятала темнота.

— Садись, лечить буду, — услышал я спокойный шамкающий голос. Бабка скрылась в проходе на кухню. Самообладание медленно возвращалось, но неизвестность пугала.

Через несколько минут бабка вернулась и протянула мне большую кружку. Из кружки шёл пар.

— Что это? — Проскочила мысль, что ведьма яду в питьё насыпала.

— Не отрава это. Травки разные, волшебные. Сама собирала. Вмиг на ноги поставят.

«Мысли мои читает, что ли?»

Осторожно глотнул — тепло разлилось по груди, запах трав вернул меня в радость и беззаботность детского лета.

— Ну, давай знакомиться.

— Я Никита, шёл никого не трогал, тут выскочили…

— Нельзя это место портить, Игорь.

И я испугался по-настоящему. «Откуда она знает моё имя?» Мысли закружились, я будто падал с огромной высоты, медленно и долго, как во сне.

— Тут ведь дом. Он — мост, он — связь. Разрушишь — и ребятки мои пропадут. За тыщу лет не научились, как ужиться.

«Совсем у бабули крыша поехала». Я швыркал чаем и кивал, а мозг искал варианты, как объяснить дяде, что с заданием я не справился.

— Пошто с окаянными связался?

Я поперхнулся.

— Пошто дом хотел сжечь? — старуха говорила ровным сухим голосом, её лицо было абсолютно спокойным.

— Мама у меня… больная очень. И никого у неё нет кроме меня, — я опустил голову и врал на ходу, всё же допуская, что ведьма умеет читать мысли, — в Москву везти надо, на операцию, а денег нет. Вот и…

— Помрёт твоя мамка скоро. Не болеет, но помрёт, судьба у неё такая. И тебе недолго осталось, если не бросишь разбойничать.

Внутри меня всё похолодело, и даже горячий травяной чай не мог согреть сжавшиеся в комок внутренности.

— Хороший ты парень, Игорь. А дядька твой — бандит. Покажу тебе кое-что. Не хочу, но так нужно. Вставай.

Я осторожно поднялся и не сразу понял: не больно. Вышли на кухню, и мой взгляд, привыкший к полумраку, наткнулся на сидящего на табурете мужчину с нерусским лицом.

— Это Акчура. Погорячились они с Томашем, ты уж их извини. Он отведёт.

— Попытаешься убежать — убью, — узкоглазый так спокойно это сказал, что я понял: убьёт.

[4]

В лунном свете, пробившемся сквозь тучи, шёл Акчура, невысокий жилистый татарин с ногами в виде буквы «о», рядом неуверенно ступал Игорь. Через пятьсот метров они упёрлись в облупившуюся стену кирпичного дома, обошли его с правой стороны и оказались возле деревянного крыльца. На крутых полуистлевших ступенях сидел человек и курил. Заметив Игоря, он привстал, вглядываясь в его лицо.

— Ах, ты ж…

Длинную руку, ободрав костяшки, остановила стенка узкого крыльца. Завязалась драка. На шум из дома кто-то выскочил, и вместе с Акчурой они разняли дерущихся. Огромный бородатый мужик крепко обхватил Игоря, татарин держал нападавшего.

— Акчура, — пьяно орал тот, — пусти меня! Дай саблю, я… — конец фразы утонул в зажавшей рот руке.

[5]

Бородатый притащил меня на кухню. В проходе уже столпились, по-видимому, все разбуженные жильцы дряхлой коммуналки.

— Я отец Фёдор, — представился бородатый. Посиди пока тут, а мы разберёмся, в чём дело.

Я остался один. Огляделся: облезлые стены, дощатый пол, старый советский холодильник «Бирюса», на шкафчиках самоклеящаяся плёнка, деревянный стол с истёртой зелёной клеёнкой и газовая плита с баллоном под ней. При этом было идеально чисто и даже как-то уютно. В ожидании хозяев дома я сел на табурет и прислонился спиной к стене. Краем глаза уловил какое-то движение, но не успел повернуть голову, как почувствовал у горла холодное и острое — нож.