Свет во тьме - страница 14

— Безнаказанно пить на рабочем месте в неограниченных количествах имеет право только Лев Александрович, потому что он наша городская достопримечательность, ценный этнографический материал отмирающего мира «бывших» центральной России. А архиерей тебе чего сдался? Ведь ты вроде неверующий?

— Ну, Лев Александрович говорит, что он может прихожан настроить на перевыборы двадцатки…

— Надо же, какой великий мыслитель, — засмеялся уполномоченный. — А кто им даст разрешение на эти перевыборы?

— Старосту горисполком без выборов утвердил…

— Вот именно, что горисполком утвердил, я зарегистрировал, а мнения двадцати двуногих атавизмов, оставшихся нам в наследие от эпохи суеверий и мракобесия, которые перегрызлись между собой из-за того, кто из них главнее, никто не собирался спрашивать, так что пришлось государству самому выбирать… Да и что можно про эти мнения сказать? «Выбери меня» в двух словах. Лев Александрович просто сам хочет старостой быть, мы бы и не против, он нам больше Александра Береникина нравится, но он слишком уж колоритный. Ему объяснили, а он все надеется, видимо, на что-то и мутит воду.

— Думаешь, что он из-за этого разговор завел? — с облегчением спросил Иван Фомич. — Я-то тоже сперва не придал значения, он пьяный еще и не такое наболтать может, а вот Саша с Зоей испугались, сходи, говорят, к Тимофею Ивановичу…

— У кого рыльце в пушку — тот всего боится, — засмеялся уполномоченный. — Ладно, Фомич, ты не обижайся, но мне, правда, некогда.

Иван Фомич вышел из кабинета успокоенный. Ему было безразлично, останется Александр старостой или им будет Лев Александрович. Да ведь и не изменится даже и здесь ничего. Главное, что их устоявшемуся мирку вроде бы ничего не угрожает.

Архиепископ Феодор проснулся как обычно в шесть утра. В маленькой комнатенке было душно, и он открыл окно. Большую часть жизни он прожил в таких вот домах «без удобств», но последние восемь лет жил в квартире, где были и газ, и водопровод, и канализация, и газовая колонка, и ванна, даже телефон. А к хорошему быстро привыкаешь. Телефон, кажется, и здесь есть в кабинете… В квартире живет его младший сын с женой и дочерью. Все восемь лет совместного проживания, пусть даже и в трехкомнатной квартире, непросто дались и архиерею, и его сыну-инженеру, по странному стечению обстоятельств направленному на завод в город, куда его отец был назначен управляющим епархией. Еще более странным было то, что положительную советскую семью (а сын не разделял веру отца) поселили в одной квартире с епископом, а ведь он может дурно влиять в религиозном плане на них и, тем более, на их несовершеннолетнюю дочь. Хотя невестка не раз говорила подругам, что живут они хуже, чем в обычной коммуналке… Архиепископ Феодор подозревал, что все не так просто, его Коля неслучайно так дружит с майором КГБ Яковом, который часто бывает у него в гостях. Не хотелось самому себе в этом признаваться, но своими излишне для атеистической страны религиозно окрашенными проповедями, попытками препятствовать закрытию храмов архиерей привлек к себе внимание соответствующих структур, а его сын как сознательный советский гражданин обрек себя и свою семью на кучу вынужденных неудобств, чтобы родное государство знало, не замышляет ли против него что-нибудь неспокойный архиепископ… «Уж лучше бы он работал в КГБ, так ведь было бы честно и нормально, стал бы майором, как Яков, быть офицером для мужчины — неплохой путь. А так…», — с досадой думал архиерей.

Владыка привел себя в порядок, потом около часа читал свое ежедневное молитвенное правило. Он старался никогда не пропускать его, даже когда случалось бывать в каких-то поездках.

Потом он не спеша походил, осматривая дом и двор. Возможно, здесь ему придется прожить не один год. Удобств не было, но не было и сына с его семьей, из-за которых он старался проводить в квартире как можно меньше времени. Сейчас им осталась вся квартира — так высоко государство отметило восьмилетние самоотверженные труды Николая. «Интересно, кто здесь за мной будет приглядывать? Наверное, этот плутоватый игумен Иов. А может, кухарка Глафира. Нет, о спокойной жизни мечтать рано», — подумал владыка.