Светлейший - страница 22
Дьякон неожиданно вознес обе руки и завопил отчаянным воплем:
– В вас Христос есть и будет, а вы скажите: аминь! Никола Чудотворец!.. Пресвятая Матерь Богородица!.. Помилуй!..
Григорий вздрогнул. Старушки испуганно замахали руками и принялись часто-часто креститься.
«Попы всякие бывают: и пьяницы, и блудники, и сущие злодеи. Люди все одинаковы, и к Богу это не относится», – философски решил Потёмкин, а потому не сдержался и, нарушив устав, этак внятно, дабы этот полоумный дьяк слышал, произнёс:
– Кто в Бога не верует, тот сумасшедший либо с природы глупый.
Дьякон его не услышал. С неподвижным взглядом, словно слепой, что-то едва слышно бормоча, он побрёл в сторону выхода. На слова служивого старушки согласно закивали и зашептались меж собой.
«Глупость – это не отсутствие ума, это такой ум, – про себя опять философски заключил Григорий. – Вот и не объяснишь глупцу, что он не прав в чём-то. А умного переубедить можно, ибо на одном языке с ним говоришь».
Григорий представил себя в церковном одеянии, смиренно стоящим перед алтарём. «Поди старушки от меня, – слуги божьего, лица-то не воротили бы».
Он с некоторой досадой покачал головой. «Да уж как получилось, так получилось! Дяде покойному и на том спасибо, что в конный полк устроил»
Вновь наступила изнуряющая тишина, снова захотелось спать.
Серебристое с кружевами платье императрицы в отблеске свечей казалось стальным, словно в гробу лежал рыцарь в доспехах. Потёмкин мысленно представил в одной руке у покойной огромный меч, в другой – тяжёлый треугольный щит и усмехнулся.
Вернулся дьякон и в смиренной позе застыл подле иконы Николая Чудотворца. Время текло убийственно медленно. Стоял тлетворный запах начинавшего разлагаться тела.
Вокруг возвышения, где под высоким балдахином стоял гроб с телом горели свечи: много свечей, и они были огромны. От скуки Потёмкин пересчитал их: ровно пятьдесят две – по числу прожитых лет покойной, решил он. Такого размера свечи Григорий раньше видел в Москве, в церкви Георгия на Псковской горе, где ещё студентом раздувал иереям кадило и выносил с дьяконами подобные свечи. И как-то заспорил он тогда с Яшкой Булгаковым: за какое время они догорят, в две седмицы или в три? Каждый день ходили смотреть, не дождались… А когда сам батюшка стал с явным подозрением на них поглядывать, пришлось спор прекратить.
Потёмкин пристально разглядывал лицо почившей императрицы: оно оставалось почти естественным. Кожа на лице ещё держалась, и кое-где даже искусственный румянец проглядывался. Лишь уголки губ неестественно опустились вниз, да цвет кожи в некоторых местах едва заметно посерел.
«Не мудрено, – неторопливо размышлял Григорий. – Четвёртая неделя прощания с государыней пошла, а народ день за днём всё прёт и прёт. Ничего… держится Елизавета Петровна… Одно плохо – воздух всё удушливей, дух всё приторней…
Придворный аптекарь анатомил покойную. По ночам ходит сюда и подправляет лицо, вот недавно ушёл. Господи, как время течёт медленно, скорее бы на воздух».
Чтобы не заснуть, Григорий старался вспомнить события последних лет. Однако воспоминания увязали в усталости, как в болоте. Усилием воли Потёмкин заставил себя широко раскрыть глаза и слегка потряс головой.
В столице он уже не в первый раз. Помнится, в числе лучших студентов московского университета его направили в Санкт-Петербург на встречу с императрицей.
Впервые встретился там с великой княгиней Екатериной Алексеевной и даже говорил с ней. Растерялся в разговоре, как малый ребёнок, всё о религии говорил.
– Тьфу… даже сейчас стыдно, – не удержавшись, прошептал Григорий.
Взгляд его упёрся в стоявший за гробом государственный герб и целую галерею регалий императрицы. Наград и почётных знаков разного достоинства было не счесть. «И вот их хозяйка лежит в гробу… ничего ей уже не нужно», – с грустью размышлял Потёмкин.
Неожиданно справа от него отворилась широкая дверь. От лёгкого движения ветерка пламя свечей затрепетало, на стенах заплясали загадочные тени. Сердце Потёмкина забилось от волнения.
В сопровождении небольшой свиты из двух фрейлин и придворного ювелира вошла, вся в чёрном, супруга нового императора, Екатерина Алексеевна. Подойдя к гробу, она поклонилась покойной.