Свидетель канона - страница 76

Немец упал, темная кровь его потекла в угольно-черную тень рыжего кирпича, и там сделалась незаметна. Взорвалась граната, а за ней сразу и боеукладка, истребившая вокруг все живое на двадцать шагов. Башня подскочила, но не перевернулась, просто съехала вперед и уткнулась в землю стволом.

Самохов увидел, наконец, ту заговоренную "двойку" и на этот раз попал, как надо, точно в крестик, нарисованный сбоку под башней. Немецкий танк встал, резко дернулся на катках вперед, а потом лопнул изнутри золотистым воздушным шариком.

– Назад, – прохрипел Самохов, – назад, к Вацлавину. Задом уходи.

После чего выстрелил в небо красную ракету.

Красную ракету в Млынуве увидели тоже, ротный попытался вызвать Самохова по рации – но тот без антенны ничего не слышал. По плотине уже не пригибаясь бежали немцы, на майдане все реже стреляли "мосинки" и все резче, ближе тарахтел "эмгач". Лейтенант Ивашковский понял, что Самохов беспокоился не зря, и приказал своим прикрывать отход пехоты.

Но отход в военном деле самый сложный маневр, и делать его с врагом на плечах невозможно. Увидев красные ракеты, пехота попросту побежала.

Танки Семенова с Ефремовым стояли на окраине и простреливали майдан почти полчаса, не давая немцам окончательно укатать стрелковый полк. Затем от элеватора подъехали панцеры, Ефремов успел разуть одного, тот повернулся бортом, получил в крест и вспыхнул. Зато второй развалил машину Семенова длинной очередью с двадцати шагов, а выпрыгнувших танкистов перебил пулеметчик с купола церкви. Разбив немецкий танк, Ефремов и пулеметчику влепил напоследок, но потом все же ушел, не дожидаясь, пока новые панцеры отрежут его на окраине Млынува.

Солнце садилось, и только темнота спасла роту Ивашковского от полного истребления. Пехота семьсот шестьдесят седьмого под немецкими пулеметами бежала к Вацлавину. Там ее на сон грядущий приласкали еще и пузатые двухмоторные "хейнкели": с кампфгруппой прибыл авианаводчик и указал точно, где на самом деле ночуют русские. А сорок шестого ИАП немцы теперь не опасались.

Вечером двадцать пятого положение оставалось как и утром. У немцев снова Млынув и Муравица, только в Кружках уже построено предмостное укрепление, да и соотношение три к одному теперь в пользу фашистов.

У лейтенанта Ивашковского осталось пять машин: его собственная, потом две резервных, из второго взвода Самохов, из первого Ефремов.

Приказ тоже никуда не делся: освободить Млынув. Танкисты и пехотный капитан Власенко, принявший командование остатками полка, сошлись в крайней хате Вацлавина, осветили карту фонариком.

– Местные, кстати, где? Темное село, аж по спине мороз.

– Кто ушел к родичам, кто просто свет не жжет, боится.

– Правильно, что не жжет. Ну что, как выполним приказ?

– Хреново. Их теперь там до черта, нас еще на поле спалят, не доедем.

– Теперь у них и танки есть. – Ефремов утерся оставленными хозяевами рушником, посмотрел на грязные полосы, и застыдился. – Не меньше десятка. Я так думаю, весь батальон, четыре роты по шестнадцать.

– Легкие, – зевнул пехотинец, – мелочь.

– Мелочь-то мелочь, – пробурчал Ефремов, – а только чем наш "головастик" лучше?

Власенко тоже зевнул и потер подбородок:

– У вас пушка сорок пять, у них только двадцать миллиметров.

– Зато у них автомат, поливает, как пожарные из шланга, – вмешался Самохов. – Целиться не нужно, просто трассу подводишь, и все. А с пробиваемостью все у них, паскуд, хорошо. Да и что там пробивать у нас? Пятнадцать миллиметров? Это даже винтовка с бронебойной пулей берет, если на сто метров подставишься.

– Так и у них по книге броня семнадцать миллиметров, невеликое преимущество.

– То по справочнику. А я через прицел смотрел на своего спаленного, у него знаешь, что? На лобовую деталь еще бронеплита наварена, сбоку очень хорошо видно. Толщина примерно в палец.

– Выходит, суммарно миллиметров сорок, – Ивашковский покрутил головой. – Вот почему твой первый на рикошет ушел. Даже такую мелочь, получается, надо в борт выцеливать, а он шустрый. Петя вон, разулся на повороте.

– И люк у каждого свой, – прибавил Колесников. – А у нас, как ни выпрыгивай, все равно казенник цепляешь, хоть боком, хоть ногой.