Свидетели истории - страница 17
Он видел, как оставляли советскую землю последние подразделения японской армии, приведенные в нашу страну „крепким“ генералом Оой.
Он видел, как с Владивостокского рейда снимались и уходили в морскую даль „крепкие“ японские крейсеры.
Не знаю, как для кого, а для меня мягкий рисовый рубль магазина Симады — красноречивый свидетель истории. И урок. Потому теперь лежит „временщик Петрушка“ в окружении настоящих денег, на которых изображены РАБОЧИЙ, КРЕСТЬЯНИН, КРАСНОАРМЕЕЦ.
Год тысяча девятьсот девятнадцатый.
Июль.
С раннего утра собрался и толчется народ на Сухаревке. Здесь главный московский рынок, известная на всю страну барахолка. Где все продается, все покупается. Важно денег с собой иметь мешок или товар ходовой, спросом пользующийся.
Кто только не побывает здесь за день! И красноармеец в выцветшей гимнастерке, и приезжий провинциал в линялой рубахе: с мануфактурой в стране не просто — идет война. Здесь встретишь и крестьянина в сапогах, намазанных дегтем, и москвичей — в картузах и шляпах, чинных, деловых, по-столичному важных.
На барахолке — не в магазине. Здесь сразу ничего не продают и не покупают. Сначала продавец оглядывает покупателя, а покупатель изучает товар. Оба думают, примеряются. Потом торгуются упорно и рьяно — один боится продешевить, другому кажется, что он переплачивает.
Вот рабочий в пестрой рубахе, подпоясанной витым шнурком, торгуется с сапожником. Сапоги вроде бы хорошие, но дороговаты. Каждый ведет борьбу за свой рубль напористо и горячо. Наконец ударили по рукам. Покупатель полез за пазуху, вынул деньги. Пачка толстая, бумажки в ней новые, еще краской пахнут. А продавец вдруг отшатнулся и не берет.
— Мы ж договорились! — удивился покупатель.
— Не, хозяин, таких мне не надо, — ответил ему продавец.
— Почему?!
— Фальшивые это деньги, — пояснил продавец и стал свой товар в холстину завертывать. — Право слово, фальшивые.
В глазах покупателя появились растерянность и сомнение.
— Как же так? Мне их в кассе выдали. На заводе…
— А вот так и фальшивые, — терпеливо объяснял сапожник. — Мне третьего дня сват десятку показывал. На ней так прямо и написано: „Деньги для дураков“. Это, значит, сперва их большевики с такой надписью выпускать собирались, да потом спохватились. Только поздно. Правда — она на свет вышла.
Рядом с беседующими оказался гражданин в шляпе-котелке. Прислушался, заговорщицки подмигнул сапожнику. Спросил, кивая на рабочего:
— Не верит товарищ? Мы его убедим.
Придвинулся, достал из кармана купюру. Развернул на ладони.
— Читай!
— Мать честная! — И в самом деле бумажка была точно такая, что в кассе мастерской выдавали, но на ней черными буквами начертано: „Деньги для дураков“.
— Возьми, если хочешь, — предложил господин в котелке и объяснил: — Дурят вас, мужиков. Теперь ведь всем известно, на кого большевики работают. На германца! Настоящие царские денежки прикарманивают, а народу дают взамен свои, фальшивые. Потом с богатством в Германию умотают, а Россию по ветру пустят…
Трудно сказать, как бы разговор пошел дальше, но приблизились двое.
— ВЧК, — сказал один спокойно и строго. — Предъявите документы, граждане.
Котелок было рванулся в сторону, да его взяли за локоток. Тихо, но очень крепко.
— Спокойно, гражданин. Вам придется пройти с нами.
В отделе, куда доставили задержанного, с ним беседовал молодой комиссар с усталым лицом и покрасневшими от недосыпания глазами.
Значит, вы, — сказал он, просматривая документы задержанного, — Яичников Степан Арсентьевич. Мещанин.
— Так точно с.
— И на Сухаревке вы были по делам? Это ваши деньги?
Следователь указал на толстую пачку кредиток, изъятых у задержанного при обыске. Перетянутая красной резинкой, она лежала на столе.
— Так точно-с, мои.
— Сколько тут?
— Ровно тысяча…
— И вам не хватило их, чтобы купить собаку?
— Какую собаку? — деланно удивился Яичников. — И в уме не держал покупать.
— Тогда почему вы решили, что на эти деньги не купишь ее?
Следователь взял в руки пачку десятирублевых купюр, снял с них резинку и вынул из середины одну бумажку.
— Читайте.
Задержанный опустил голову.