Свидетельство - страница 54

Правда, тогда, в октябре 1944 года, доставать оружие было проще. И Миклош уже на третий день под вечер явился на квартиру Ласло с базарной сумкой в руках, полной ручных гранат, лишь кое-как завернутых в бумагу, будто кольраби. Миклош постучал в окно, передал Ласло сумку и предупредил:

— Смотри не урони. А то грохнет!

— Ты с ума сошел?!

А следующей ночью он притащил новую порцию. Трудно было добывать пистолеты, зато обоймы к ним — много проще. Эти «операции» проводили в вечно переполненных трамваях. Все члены организации, в особенности студенты, знали, как это делается, и пачками таскали обоймы, набитые девятимиллиметровыми патронами от личного офицерского оружия. Для них это было чем-то вроде забавы, спорта.

Договорившись с пекарем Франком, Ласло устроил у него на квартире «центральный арсенал». Пока в этом «арсенале» было не так уж много оружия, но все надеялись, что количество его будет расти с каждым днем.

А вот сколько было у них людей, этого не знал толком никто, потому что каждый участник то и дело сообщал о новых связях, новых группах. Начинали подсчитывать и оптимистически приходили к выводу, что смогут поднять по меньшей мере около батальона.

И тут произошел провал Лаци Денеша.

Ласло не спал всю ночь. Даже не раздевался. Нет, он не боялся, ни на секунду не подумал, что Лаци может их выдать и ему придется спасаться бегством, может быть, в самый последний момент, через окно… С первых дней салашистской диктатуры он не раз представлял себе это. Сейчас эта мысль даже не приходила ему в голову. Он просто сидел в тяжелом раздумье, сидел и ждал. Ждал, что окно вдруг тихо вздрогнет, словно задетое воробьиной лапкой, и снаружи чуть слышно донесется запыхавшийся, всегда по-детски взволнованный голос: «Ласло? Можно к тебе?..»

Они познакомились четыре года назад, на каком-то диспуте в университете. Один из ассистентов профессора время от времени проводил занятия кружка самообразования для оппозиционно настроенной молодежи, интересовавшейся литературой, критикой и негласно политикой. Ласло к этому времени уже окончил университет и работал учителем, Лаци Денеш учился на первом курсе философского факультета. Разница в возрасте помешала их знакомству сразу перерасти в дружбу, это произошло лишь два года спустя, осенью сорок второго. В ту пору молодые писатели, художники, не имевшие оснований рассчитывать на широкое распространение своих произведений и идей, особенно тянулись друг к другу. Ласло все чаще и чаще стал встречать то в Обществе Яноша Вайды[31], то в пивном баре «Маргит» умного и скромного студента-философа, который в баре заказывал себе всегда одно и то же — стаканчик содовой. Студент был очень беден и после занятий до самого вечера бегал по урокам, перебиваясь буквально с хлеба на воду. Все, что ему удавалось сэкономить, он отсылал матери. Доброе сердце, детская чистота души и милая привязанность — все это подкупало Ласло.

Еще раньше, в университете, Ласло подружился со многими коммунистами. И уже тогда понял, что именно они наиболее последовательные, наиболее непримиримые борцы против фашизма. Правда, его раздражало иногда, что на каждый вопрос у них всегда был готов ответ — четкий и безапелляционный, за что Ласло считал их немного доктринерами. Разумеется, не понравилось ему и то, что на все его рассуждения они то и дело наклеивали ярлыки: «Буржуазный пережиток!», «Мещанство!» — а его религиозный мистицизм называли «гнойником в мышлении, который следует вырезать ножом хирурга». Но когда доходило до дела, они всегда понимали друг друга.

От мистицизма Ласло излечился. Собственно, от присоединения к коммунистам теперь его удерживало только одно — страх перед их непререкаемой дисциплиной. А может быть, ему просто никто всерьез не предложил вступить в партию…

Как-то раз Лаци Денеш показал Ласло Саларди несколько своих новелл. «И когда только умудрялся этот бедняга еще и писать?» — недоумевал Ласло. С радостью и изумлением обнаружил он, что эти новеллы — сестры по духу его собственным сочинениям. Те же темы, те же принципы сюжетного построения, схожесть стилей.