Свидетельство - страница 55
С этого дня они стали часто встречаться. Лаци Денеш приносил Ласло тоненькие брошюрки с красным флажком на обложках — работы Ленина на немецком языке, «Анти-Дюринг» Энгельса. И два месяца спустя Денеш произнес наконец то призывное слово, которого давно ждал Ласло. Потому что совсем не трудно было убедить его в том, что дисциплина — единственный источник силы людей, жаждущих справедливой, свободной жизни. Понемногу стерлась и разница в возрасте. Первым заданием, полученным Ласло, была работа в районной организации социал-демократической партии. И он принялся за нее с таким жаром, что молодому, но более опытному его наставнику приходилось то и дело сдерживать своего ученика. Лаци Денеш оказался и мудрее и уравновешеннее Ласло. «Попадешься на крючок первому же провокатору! Провалишься!..»
Провалишься!.. И вот он сидит у стола и ждет, ждет своего друга, который сегодня сам…
А может быть, ему удалось выбраться из оцепления? Может, удостоверение помогло… И как только они согласились, чтобы он отдал свою солдатскую книжку!.. А может, все-таки удалось?..
Но Лаци не пришел, не дал о себе знать. Ни в эту ночь, ни в следующую. Ласло переживал свое горе в одиночку.
Лишь на третий день ему позвонил Пакаи и сказал, что у него «важные новости». А вечером явился Миклош.
Однако прежде Ласло пришлось выполнить поручение другого рода. Вечером, едва Ласло вернулся домой, у дверей позвонил давешний электромонтер.
— Я тут у вас в прошлый раз моток изоляционной ленты забыл, — сказал он. — Пришлось зайти, нынче это товар дефицитный.
— Пожалуйста, — отвечал Ласло, — я нашел вашу ленту, здесь она.
Монтер прошел в комнату и уже шепотом спросил!
— У вас никого нет? Можем мы поговорить?
Начал он с того, что пришел по поручению «приятеля» Лаци Денеша. У Ласло радостно заблестели глаза.
— Что с ним? Он на свободе?
— Как? — в свою очередь, удивленно воскликнул гость.
— Он же провалился. Его схватили во время облавы, два дня назад.
— Во время облавы? — покачал головой монтер. — Плохо дело… Очень плохо… Тогда мне… Впрочем, я все равно передам вам сообщение. Пожалуй, теперь оно еще важнее. Если, конечно, вы, господин доктор, пожелаете помочь нам…
— Конечно!
— Дело вот в чем, — шепотом зачастил монтер — Нужно восстановить контакт с типографией. У нас оборвалась связь. А вы в тот раз говорили, что знаете Пала Хайду, председателя районной парторганизации социал-демократов.
— Да.
— Поскольку другого выхода нет, придется обратиться к нему. Большинство печатников состояло в социал-демократической партии, а старики — почти поголовно. И Хайду многих из них знает. Если он сам не решится или не захочет, пусть хотя бы кого-нибудь порекомендует. Но ни слова ему о том, кто вас прислал. Скажите только, что вам нужно несколько бланков для документов. Для одного вашего знакомого. По-товарищески попросите его об этой услуге. И больше ни о чем ни слова! Поняли, господин доктор? Как частное лицо, и только. Пусть доставят бланки сюда, на вашу квартиру. А вы известите меня. Хотя… ведь товарищ Денеш… — Монтер задумался. — Да, Франк! Скажите пекарю Франку. Я так понял, что вы с ним знакомы. А он известит меня… Да сломайте в квартире какой-нибудь выключатель. А когда пойдете к Хайду, захватите с собой какую-нибудь обувь в ремонт. Есть у вас старые ботинки?
— Только старые и остались. Положитесь на меня. Все будет в порядке.
— Только осторожно…
— Не беспокойтесь, можете на меня положиться. Но скажите, нельзя сделать что-нибудь для Денеша?
Монтер подробно расспросил Ласло об обстоятельствах провала Лаци.
— Нет, мы ничего не сумеем сделать, — сказал он, покачав головой. — Нужно ждать. Может быть, он уже и на свободе, но не может дать о себе знать. Нельзя ему… И верю, что он вывернется… А вообще сейчас так трудно что-либо предвидеть. Мы даже не знаем, куда они могли его отправить. Может, подозревают в чем?.. Надо ждать… А у вас, господин доктор, были еще какие-нибудь дела с ним?
Ласло коротко рассказал о деле по «военной линии». Монтер, слушая его, задумчиво гмыкал, но в конце сказал то же, что и прежде: нужно ждать. Ведь, можно провалиться и на том, что вдруг очертя голову бросишься бежать, когда никто тебя и не преследует.