Свидетельство - страница 62

стр.

. Раскрыть это дело само по себе не составляло большой трудности: об организации вооруженного Сопротивления болтал буквально весь город, руководителей ее знал поименно чуть не каждый. Трагедию этой плохо законспирированной организации смягчило лишь то, что — возможно, как раз из-за плохой организации, — следствие так и не сумело выйти за пределы узкого круга руководителей организации: Байчи-Жилинский хоть и проговорился провокатору от контрразведки и назвал внушительное число участников, но по имени он знал не больше дюжины людей. Так что палачи Хайна в конце концов стали хватать наобум всех, на кого имелись политические досье или кто просто состоял на учете в картотеках следственных органов. В первые дни казалось, что арестовано будет тысяч десять, не меньше.

Однако среди арестованных оказалось много видных общественных деятелей — политиков, военных, ученых, художников и артистов. За них вступились все группировки правой коалиции. А у Хайна против большинства из них вообще не было улик. К тому же затевать столь грандиозное дело было опасно: в те критические дни общественное мнение и без того было возбуждено, так что спровоцировать открытое выступление было нетрудно. Да и не хотелось перед всем миром показывать, как широк круг участников Сопротивления — пусть даже пассивного, — насколько всем поперек горла стала эта новейшая форма венгерского фашизма. Поэтому уже через несколько дней аресты прекратились. Часть схваченных мало-помалу отпустили. В заключении осталось около полусотни человек. Вначале их содержали в тюрьме на проспекте Маргит, а затем в Шопрон-Кёхиде. А до судебного приговора дело дошло лишь в десяти случаях.

Но истинным хозяином в городе было гестапо. Здесь грабители отнимали уже не золотые портсигары или персидские ковры — хотя мимо них тоже не проходили, — но целые заводы, толстые пакеты акций, земли. Для виду гестаповцы вели следствие по дюжине мелких дел, но в действительности они только прощупывали все и, если дело оказывалось «неинтересным», передавали «грязную работу» венграм.

Однажды гестапо арестовало и Йожефа Каснара, бывшего сотрудника газеты «Мадяршаг». Обер-лейтенант-журналист как раз вышел из своего излюбленного кафе после «важных политических переговоров». На углу проспекта стояла элегантная частная автомашина. Из нее вышли два господина и последовали за Каснаром, а затем, подхватив его под руки, попросили без скандала и ненужного шума следовать с ними. Обер-лейтенант был доставлен в отель «Маджестик», где два дня никто им не интересовался. Жаловаться, правда, ему было не на что: в номере их было двое; вода, холодная и горячая — круглые сутки, питание три раза в день. К тому же разрешалось заказывать за свой счет ресторанные блюда и даже вино. Сосед Каснара оказался вполне сносным человеком — это был один из светских львов Будапешта, владелец скаковых конюшен.

На третий день Каснара повели на допрос. В небольшой комнате за столом сидел высокий молодой человек в сером костюме спортивного покроя. Он курил трубку, набитую светлым голландским табаком, и пускал вверх прозрачный голубой дымок, цветом напоминавший глаза пышных, пахнущих парным молоком голландских женщин. Молодой человек спросил Каснара, как ему удобнее отвечать — по-немецки или по-венгерски. Каснар выбрал венгерский и стал ждать, что сейчас явится переводчик, но, к его удивлению, гестаповец заговорил на чистейшем венгерском языке:

— Итак, господин обер-лейтенант, решили чуточку продлить свой отпуск? Не так ли?

Каснар испуганно развел руками.

— Простите, но как только у меня кончился отпуск, я явился в городскую комендатуру. Оставил свой адрес и попросил известить меня о местонахождении моей части или прикомандировать к какой-либо другой… О. я сразу понял, что мой арест — недоразумение, — уже обретя уверенность, оправдывался он.

— Ну, ну! — мягко остановил его гестаповский офицер. Он говорил негромко и с несомненным изяществом. — За это время было опубликовано столько приказов о мобилизации. Вы их, конечно, читали.

— Да, но мое положение… как военного корреспондента… Поэтому я и обратился в городскую комендатуру. Все эти объявления и приказы ко мне не относятся…