Свидетельство - страница 69

А к вечеру нежданно-негаданно к нему явился «электромонтер».

— Большая просьба к вам, господин доктор! — торопливо зашептал он еще в передней. — У вас, кажется, есть свободная комната. Мне нужно где-то укрыть своего дядю. Он бежал из Трансильвании. Все бумаги у него в порядке.

— Да, но у меня… гости. Шесть человек, — кивнул он в сторону комнаты. — Совершенно неожиданно приехали… Вот беда…

Монтер задумался.

— Это очень важно, — сказал он, — чтобы дядюшка именно здесь, у вас, поместился. Мы так на вас рассчитывали. — И вдруг, осененный мыслью, предложил: — А может быть, мы ваших «гостей» куда-нибудь в другое место определим?

Такому обороту дела обрадовался и Ласло.

В тот же день к вечеру монтер увел с собою ребят. А вместо них к Ласло прибыл «дядя». Это был коренастый, широкоплечий седой мужчина лег пятидесяти, с большими сильными руками. Он назвался Мартоном Адорьяном из Марошвашархея.

— Вот как? А туда вы не из Верхней Венгрии переехали? Выговор у вас, знаете…

По лицу старого Адорьяна пробежало минутное замешательство.

— Нет, — сказал он тотчас, — просто я долгое время работал в Шалготарьяне. Может, там ко мне и прилип этот палоцский выговор.

Бела Пакаи сам поспешил прямо в руки детективов.

Все произошло, как в кошмарном сне. Подходя к дому, он видел, что квартира освещена, но когда вошел в переднюю — свет вдруг погас. От неожиданности Бела не успел даже подумать о бегстве. Да это и не имело смысла, поскольку дворник уже запер за ним парадную дверь на ключ. Щелкнув выключателем, Бела прошел к себе в комнату. Мебель была перевернута, одежда, бумаги валялись разбросанные по всему полу, а на столе красовались две пустые бутылки из-под коньяка и два стакана. Обернувшись на скрип двери за спиной, он лицом к лицу столкнулся с двумя выходившими из ванной шпиками. Оба нацелили на него свои пистолеты.

Оружие Бела хранил в вентиляционном отверстии кухни, за небольшой выдвижной решеткой. Во время обыска сыщикам не удалось обнаружить тайника, они располагали только теми сведениями о Пакаи, которые они смогли получить от Каснара. Бела и не отрицал, что поддерживал связь с офицерской группой. Поняв, что им известно также и о «пекаре» Поллаке, подтвердил, что именно Поллак свел его с Каснаром.

— Где работает Поллак?

— Это я не знаю. Я встретил его на улице. Раньше он учился в университете, с тех пор мы и знакомы с ним.

— А ваша рота?

— Какая там рота! Это я так… Прихвастнул для пущей важности…

— Ну, а студенты, о которых вы упоминали?

— Об этом весь город говорит. Болтнул и я тоже.

— Оружие?

— Не было у меня никакого оружия.

Пакаи подвергли первичному допросу по методу Петера Хайна. Но он отрицал все наотрез. Отрицал упрямо, фанатично, даже почти сойдя с ума от зверских пыток. Разумеется, детективы обнаружили в квартире следы пребывания его многочисленных гостей.

— Кто такие?

— Мои друзья, студенты. Спали у меня.

— Где они сейчас?

— Разошлись. Куда — мне не сказали.

Одним словом, «дела» из его показаний не получилось, и в конце концов он очутился в Доме нилашистов на улице Молнар, в одной камере с Лаци Денешем.

Ужасы Дома нилашистов, как ими ни пугали Денеша гестаповцы с Солнечной горы, оказались пустяками в сравнении с профессиональными и методичными приемами «психологической подготовки» Петера Хайна. Нилашисты только забавлялись. На свой манер, конечно. Так, например, на одном из допросов они молотком выбили Беле зубы, раскаленной иглой выжгли на его теле порнографические картинки. И все время лаялись, обзывали подряд всех — евреев и неевреев — «жидами». Для потехи. Ни от кого они и не хотели что-либо узнать, добиться какого-то признания. Они уже и за людей не считали арестованных, ни даже за скотов или хотя бы за неодушевленные предметы. Это были для них просто какие-то необычные игрушки, созданные на потребу высшей расы, во славу новой Европы.

Особенно изощрялся в этих забавах некий Янош Шиманди, белобрысый громила с мордой обезьяны и каким-то нездоровым, лихорадочным блеском в глазах. Когда что-нибудь приходилось ему по нраву, он удовлетворенно скреб в затылке. По пятам за ним всегда волочился маленький лохматый человек с постоянно разинутым ртом, закрывавшимся только для того, чтобы выговорить три слога: