Свирепый босс наперстянки - страница 5
Я подошел к нему сзади и обернул галстук вокруг его шеи, как будто собирался завязать его для него и приготовить к параду его костюм. Мои костяшки побелели, когда я потянул шелк сильнее, в то время как мышцы его шеи напряглись против шелка.
Отец потянулся к галстуку, пытаясь оттянуть его назад, задыхаясь и хватая ртом воздух, так как его кровообращение слишком ослабло. Мои мышцы напряглись, когда я потянул жёстче и сильнее. Его губы посинели, глаза вылезли из орбит, в горле перехватило дыхание.
Затем его пальцы замерли, падая на землю в знак капитуляции. Я почувствовал, как его тело умирает, прежде чем увидел его. Его мускулы расслабились, вес упал с колен на землю, не в силах противостоять гравитации.
Я ослабил хватку на галстуке, позволив ему легко скользнуть вокруг его шеи. Отец с глухим стуком упал на землю. Позади себя я услышал, как Виктор с трудом поднялся на ноги, готовясь напасть на меня за убийство своего Пахана, но его атака так и не последовала.
Я обернулся и увидел Федора Родзянко, который сдерживал его, оценивая нанесенный мною ущерб с холодным выражением лица.
— Извините, Федор, — сказал я спокойно. Федор знал меня с младенчества и сразу угадал мой следующий шаг.
— Сейчас не время убивать твоих братьев, — сказал он, удерживая Виктора, который вырывался из его рук.
Ты еще не готов взять такую ответственность в свои руки.
Адреналин, бурлящий в моих венах, требовал подпитки. Мои пальцы чесались обхватить горло моих братьев, чтобы наказать их за все отвратительные, но мирские грехи, которые они совершили против меня.
— Возможно, — сказал я, слова были слишком ручными, чтобы передать животный инстинкт глубоко внутри. Но и они тоже. Федор умоляюще посмотрел на меня.
Он пытался мне что-то сказать, но шум крови в ушах и стук сердца мешали мне сосредоточиться и понять, что происходит. — Ты не идиот. Здесь тебя никогда не примут как пахана. Ты слишком молод, слишком идеалистичен. Это не твое королевство.
— Речь идет не о том, что, — я сказал.
Все, что ты делаешь, касается твоего будущего, Константин. Ты родился с большим честолюбием, чем Бог. Федору удалось вырубить Виктора, старый бригадир упал без сознания на пол.
— Не рискуй всем своим темпераментом, тем характером, который ты держишь себя под контролем. Подожди, наберись терпения и планируй. Я посмотрел на отца сверху вниз.
— Они убьют меня за то, что я убил его, — просто сказал я. Возможно, я намерен защищаться.
— Потом бежать. Я резко повернул голову к Федору.
— Я никогда, ни от кого не убегу.
— Тогда каков твой следующий шаг? Быть убитым? — Спросил Федор. Ты станешь тем паханом, которого я ждал всю свою жизнь, чтобы служить тебе.
Я не поставлю это под угрозу, позволив тебе сделать такую глупость. Я почувствовал, что успокаиваюсь. Расчетливые мысли и рациональные идеи становились все более чёткими и понятными.
— Возможно, вы и правы. Я зажал галстук между ладонями, чувствуя, как шелк успокаивает мой гнев. Федор всмотрелся в мое лицо.
— Что ты будешь делать дальше? Наконец, на моем лице появилась улыбка.
В течение многих лет я планировал свой уход, позволяя моим голодным братьям сражаться за остатки павшей империи наших родителей, как хищные звери без воображения, которыми они были.
И все это время я буду становиться умнее, богаче и могущественнее. Я представлял себе Наташу, видя перед собой будущее, которое она имела.
Нет, у меня не было желания брать родину, временное вложение. Это не было, никогда не было, моей судьбой.
Я не хотел, чтобы воспоминания о некогда великой братве, золотом веке матушки — России, загоняли в мои снежные дни.
У меня были другие амбиции, другие желания.
Пусть они утопают в своей ностальгии, — подумал я.
Потому что пока они это делают, пока Наташа растет, я буду строить свою империю.
Я построю империю, которая никогда не падет, над которой никогда не будут смеяться и которую никогда не забудут.
Тот, которым мой будущий сын будет бояться править, так бояться, что никогда не посмеет задушить меня галстуком. Я обернул шелк вокруг шеи, идеально завязав его узлом. На фоне моего разорванного свитера и помятой униформы это выглядело почти комично.