Своим путем - страница 33

В пустой квартире было тихо. В халатике и шерстяных носках Тильда сидела на диване рядом со мной, обхватив ноги руками и прижавшись щекой к коленям. Черные глаза, больные и грустные, задумчиво смотрели на меня. Тихие минуты счастья, просветленного, нежного. Беспомощного.

Когда хлопала дверь лифта на лестничной площадке, Тильда провожала меня на кухню и тихо закрывала за мной дверь на черную лестницу.

Однажды вечером мы сидели, как обычно, на диване. Молча. Мы очнулись, когда хлопнула входная дверь. Родители Тильды нас застали в гостиной.

Стою растерянный. Тильда низко опустила голову.

— Иди к себе, — сухо сказала Августа Карловна.

Тильда вышла.

— Вы знали, что нас нет дома? — спросил Франц Францевич, не подавая руки. Он пристально посмотрел на меня. Я кивнул.

Чтобы скрыть растерянность и стыд, я отвернулся к стене. Там висела фотография молодой женщины. Она смотрела на меня с любопытством и грустью. На фотографии была надпись: «Латвия. 1930 г.».

— Слушайте, Тод. Я разрешил вам видеться с Тильдой только открыто, с моего ведома. Почему вы пришли тайком?

Я промолчал.

— Я предупредил, что все это ни к чему. Мы уезжаем. Вы с Тильдой больше не встретитесь.

— Я люблю ее.

Франц Францевич отошел к окну и стал смотреть в темноту.

— Идите домой, — сказал он наконец, не оборачиваясь.

Я долго стоял на улице и смотрел на окно Тильдиной комнаты. Оно тускло светилось сквозь легкий туман.

Между Тильдой и мной встала глухая стена.

В смятении и отчаянии я обратился к отцу. Инстинктивно. Отец листал газету и курил, покусывая янтарный мундштук.

— Пап, Тильда должна остаться.

Отец не опустил газету.

— Я люблю Тильду.

Наступило молчание. Потом отец буркнул из-за газеты:

— Не хочу учиться, хочу жениться!

Перед сном мама, как обычно, зашла ко мне в комнату. Положила руки мне на плечи.

— Тебя подменили. Что с тобой?

Подождав немного, мама спросила тихо:

— Ты не доверяешь мне?

— Мам, послушай. Это будет большим несчастьем для всех нас, если Тильда уедет.

Мама наклонилась ко мне.

— Может быть, ты мне все расскажешь? Как раньше…

Не дождавшись ответа, мама выпрямилась.

— Ну, как знаешь. Живи своим умом.

Шли дни. Я лишился покоя. По ночам я часами сидел перед открытым окном. Почему она отдаляется, становится чужой, почти враждебной? Что же дальше?

Алька как-то проснулся и увидел, что я сижу в темноте за письменным столом.

— Слушай, так нельзя! — возмутился он. — Посмотри на себя. Что, неандертальцы не уступают? Она когда уезжает? На той неделе? Да поговори ты с ней окончательно и делай «по своей голове»! Живите пока в твоей «зубрилке», на шестом этаже.

Мое молчание не обидело Альку. Шлепая босыми ногами, он заходил по комнате.

— А они не уступят. И отец не уступит, и ее родители не уступят. У них примитивное… — Алька поискал русское слово, не нашел и просто шлепнул себя по лбу. — Это у всех после тридцати. Неандертальцы отступают только перед фактами. Фактами! Понимаешь? Но теперь уже поздно. А ты дурак, что раньше не понял.

Я не огрызнулся, и это еще больше встревожило брата.

— Слушай. У меня есть немного денег, и я еще выпрошу у отца. Давай удерем с нею. Вы поженитесь инкогнито. А после факта вернетесь.

Я отрицательно покачал головой.

— Ну, если ты тряпка, то я поговорю с нею. Отдам ей ключ от твоей «зубрилки». Женщины умнее!

А потом было последнее, нежданное свидание. Тильда пришла ко мне в «зубрилку» — так мы называли с Алькой комнату для прислуги на шестом этаже. Там я раньше занимался, когда усиленно изучал биохимию. Пришла возбужденная, чужая.

Не снимая перчаток и шляпки, она стояла у окна и говорила с вызовом:

— Любовь свободна… Понимаешь, свободна!

Я молчал и, сидя на диване, смотрел на нее.

— Не хочу зависеть ни от кого… От тебя тоже. Хочу быть свободной! Буду летчицей…

Я молча смотрел на нее. Незнакомая, гордая амазонка, проснувшаяся в молчаливой Тильде. Откуда?

А потом вдруг что-то в ней надломилось, и она снова стала прежней, моей.

Она спит, уткнувшись в мое плечо. Я прижимаю ее к себе — на узком диванчике тесно вдвоем — и машинально рассматриваю формулы химических соединений, которые я когда-то написал забавы ради на стенах и низком потолке «зубрилки».