Сволочь - страница 8

Так и есть. Три белых парадных мундира на плечиках. Когда-то белых. А сейчас — в мокрых грязновато-желтых разводах и даже ошметках какой-то дряни.

Ларт закрыл шкафчик. Постоял полминуты. Позвал негромко:

— Сволочь. Подойди сюда. Пожалуйста.

— Что это?

— Чай. Слабоферментированный, с истекшим сроком использования, подлежащий утилизации.

— Я понимаю. — Миляга Ларри вздохнул как-то очень тоскливо. Уточнил: — Но почему он тут?

— Был получен приказ утилизовать содержимое чайника в место дислокации растения, нуждающегося в удобрении и поливе. Приказ исполнен в точности. Чайник загружен в посудомоечную машину.

— Ясно.

Разговор бонду не нравился. Категорически. Где страсть? Где накал? Где вопли и топанье ногами? Да и смотрел старлей мимо, словно за окном могло происходить что-то куда более интересное, чем стоящий рядом киборг.

— А почему не в горшок с кактусом?

— Данное растение не было идентифицировано как наиболее остро нуждающееся в удобрении и поливе.

— Ясно…

А потом и вообще случилось странное.

Потому что Ларт оторвался наконец от созерцания заоконного пейзажа, смерил бонда тягостно недоуменным взглядом, словно первый раз увидел, и вдруг спросил:

— Ну вот зачем ты так, а? Что я тебе такого сделал?

После последовательных разговоров с шефом, охранником на парковке, начальником штрафстоянки и его секретаршей (по комму) и бывшей (по нему же) сил у Ларта не было совсем. Ни на ярость, ни на гнев. Ни даже на простое легкое раздражение. Наверное, поэтому он и спросил то, чего никогда не спросил бы в нормальном состоянии.

И тут случилось невероятное — киборг смутился.

Во всяком случае, выглядело это очень похоже — он отвел взгляд. Неуверенно переступил с ноги на ногу, кашлянул и сообщил бесстрастно:

— Внешние загрязнения с поверхности одежды могут быть удалены путем химической чистки.

Тихо так сообщил и словно бы извиняясь. Но ведь такого быть не могло! Не могло же, да? Или…

— Так и знал, что ты еще здесь! Быстро-быстро, только тебя и ждут! Инструктор ругался, ему неохота задерживаться, давай-давай!

Дживс ворвался в кабинет рыжим ураганом, метнулся к своему столу, схватил сумку и рванул обратно. У двери стопорнул, обернулся к ничего не понимающему Ларту. Взвыл:

— Ну ты чего?! У нас сегодня же стрельбы! Зачет! Ты что, совсем забыл, что ли?!

— Черт…

Ларт со всеми вчерашними и сегодняшними треволнениями действительно совершенно забыл про ежегодный зачет по стрельбе — его проводили прямо тут, в подвальном тире, только на лифте спуститься до нулевого этажа. Очень удобно. Ларт заметался, сдернул с вешалки куртку, схватил со стола барсетку с ключами от флайера, но потом вспомнил, что машина на штрафстоянке и до выходных вызволить ее все равно не светит, бросил обратно. Устремился за уже вышедшим в коридор Дживсом.

— Вот и правильно! — оценил взятую Лартом куртку Дживс. — Потом сразу и по домам, чего сюда возвращаться, рабочий день все равно на исходе…

Дверь за оперативниками захлопнулась автоматически. Сволочь нахмурился, анализируя ситуацию и возможные перспективы.

Сегодняшний Ларри ему решительно не нравился. Он был непредсказуем и нестабилен. Но можно ли счесть подобную непредсказуемость и нестабильность поводом отказаться от повтора удачной шутки? Сволочь выстроил несколько прикидочных экстраполяций — и решил, что, пожалуй, нет.

Слова Дживса об «а потом сразу и по домам» внушали некоторое опасение иного порядка. Сволочь проанализировал вероятность развития событий по наименее удачной ветке (после тира Ларри сразу идет домой, не заглянув в кабинет) — и счел ее достаточно высокой. Но это его ничуть не расстроило. Да и с чего бы? Не сегодня, так завтра или послезавтра. Придется отложить шуточку до более удачного времени, вот и все, сама шутка от этого не станет хуже, а удовольствие от нее — слабее. Скорее даже наоборот, ожидание лишь придаст ему дополнительной остроты.

Сволочь не стал с комфортом устраиваться на диване, как сделал бы в любой другой вечер, для программы мотивируя подобное расширение понятия «место» снижением непродуктивного износа оборудования и энергозатрат. Вместо этого сел прямо на пол, рядом со столом Ларри, боком к окну. И двери, разумеется. Вернее, не на пол, конечно, — на ковер. Улыбнулся злорадно и предвкушающее — все равно никто не увидит, для обеих камер нижние метр двадцать у окна попадают в слепое пятно, давно просчитал. Принял характерную позу.