Своя земля - страница 38

Он встал, поднял с травы гимнастерку и, перебрасывая ее через плечо, предложил:

— Хотите, компанию составлю? Покажу такое местечко, где и глыбоко и прохладно, там ключи со дна бьют. Отсюда совсем близко.

— Буду рад.

Минуя женщин, ворошивших траву, через заросли ольхи они вышли к берегу. Он лобасто повис над рекой, только в одном месте кто-то прокопал широкие ступеньки в твердой, как камень, глине.

— Тут у нас только охотники купаются, — сказал Федор. — Чудок отойдешь от берега — и глыбь такая, дна не достанешь. Бабы этого обрыва, как черта, боятся. Ежели вы слабо плаваете, лучше на другое место перейдем.

— Ну, бог не выдаст, свинья не съест, — засмеялся Николай Устинович. — Я на Дону вырос, а там места поглубже, река пошире.

Они разделись и присели на траву остыть под ветерком. Червенцов с невольным любованием оглядел по-мужски стройное и крепкое тело Федора. Широкая грудь его выпирала крутым заслоном, под бронзовой кожей угадывались литые узлы мускулов, кисти рук были темны от въевшегося, как татуировка, мазута.

— Механиком-водителем служил в армии? — спросил Николай Устинович.

— Нет, башнером, — отозвался Федор, растирая ладонью грудь. — Однако могу и механиком, к этому делу на службе пригляделся.

— Трудно было служить?

— Какая же тягость! Я до армии трактористом работал, техникой меня не удивишь… Ну, охолонули малость, и в воду, что ль.

Он подошел к краю откоса, прыгнул прямо с него и вниз головой ушел под воду. Николай Устинович не решился прыгать и, сойдя по ступенькам, набрал в пригоршню воды, намочил грудь и подмышки, вошел в воду, осторожно ощупывая ногой скользкое илистое дно. Вода вокруг него замутнела, сделалась бурой. Уже через несколько шагов он почувствовал, как дно уходит из-под ног, лег грудью на воду и поплыл к Федору, который выбирался на середину реки, взблескивая плечами. Вода и в самом деле была студено-свежа, сковывала тело, отнимая у него тепло. Не доплыв до середины реки, Николай Устинович повернул к берегу.

— Смотри, как бы судорога не схватила, — крикнул он Федору, выбравшись на откос. — Вода как ледяная, даже дух захватывает, так и простудиться недолго.

— Ни-и-че-го до самой смерти не будет, — невнятно ответил Федор и принялся шумно барахтаться на середине реки, как веселый тюлень.

Потом сидели на берегу, обсыхая под жарким солнцем. Они долго молчали, отдаваясь восприятию покоя, тишины и стремительной игры света на воде. Вся середина плеса сверкала расплавленным серебром, и только в прибрежной тени река приняла темно-зеленый оттенок и словно застыла в дремоте, даже рябь не пробегала по воде. Слегка прищурив глаза, Федор глядел на ослепительное блистание стрежневой струи, черты его лица утратили обычную сухость, в них проступило выражение мягкости и душевной чистоты, и он сделался похож на юношу. Николай Устинович вспомнил, что ему было, видимо, столько же лет, сколько и Федору, когда началась война и только что окончившему летную школу лейтенанту впервые пришлось встретиться в воздушном бою с немцами. «Неужели мы были взрослее, опытнее? — подумал он и вдруг усмешливо сказал сам себе: — Вишь, какой зятек у меня. А ведь ни за что не догадается, узнал бы, глаза полезли б на лоб».

— Как жизнь молодая, Федя? — шутливо спросил он. — Не жалуешься?

Федор удивленно вскинул на него свои диковато-строгие глаза из-под сросшихся бровей.

— А на что мне жаловаться! Живу, как все…

— Если как все, то плохо, даже никуда не годно, — чуть-чуть поучительно, однако не меняя усмешливого тона, сказал Николай Устинович. — Только лентяй да глупый так живет. Ты слышал пословицу: всяк своему счастью кузнец? Разве тебе не хочется чего-нибудь побольше, а? В твои годы я вторым Чкаловым мечтал стать, не меньше.

Федор пожал плечами.

— И не знаю, что сказать… У нас все так живут и не жалуются.

Червенцов понимающе взглянул на него. Видно, парень угрюмоват, застенчив, каждое слово хоть клещами тяни из него. Ему это не ново: в армии он привык к таким парням, как Федор, — они обычно мнутся перед ним, а если осмелятся, то гаркают бодрыми солдатскими голосами, что все отлично. Надо расшевелить его, заставить смелее преодолеть то расстояние, которое, как ему кажется, разделяет их, словно вода разделяет оба берега.