Священная швабра, или Клуб анонимных невест - страница 32
Евтакиев кивнул:
— Езжайте, Лев Тимофеевич, я доверяю вашему анализу документов и событий. Рефрижератор надо найти как можно быстрей! Комитет солдатских матерей поднимает большой шум в прессе и на телевидении — его сестра туда обратилась, как мы ее ни отговаривали.
— Если бы можно было дело о швабре передать какому-нибудь молодому следователю, — осторожно начал Лев Тимофеевич. — Согласитесь, два срочных дела одновременно — это все-таки перебор.
— И не надейтесь, Лев Тимофеевич! Я вижу ваши хитрые глаза, — замахал руками прокурор. — Швабра за вами, следователь Рогаткин!
— Швабра за мной, а за кем же… Конечно за мной, — продолжал вздыхать Лев Тимофеевич, спускаясь по лестнице и косясь на уборщицу. Та, громко напевая, мыла пол и на Рогаткина не смотрела.
Он вернулся в свой кабинет и машинально написал на бланке оперативно-розыскной службы: «Всероссийский розыск швабры и рефрижератора начать с этого дня и с этой секунды!!!» И поставил размашистую подпись: «Рогаткин».
Написал, быстро порвал и выкинул.
Так Лев Тимофеевич успокаивался.
Успокоился и пошел оформлять командировку в Тихорецк.
Но просто взять и уехать не получилось. Сестра солдата жила в десяти минутах ходьбы от прокуратуры и не посетить ее было по меньшей мере непредусмотрительно.
Старший следователь недолго искал нужный дом в Нащокинском переулке и, пешком поднявшись на третий этаж по слегка подгнившей винтовой лестнице, громко постучал в дверь — потому что звонка не обнаружил.
Дверь распахнулась неожиданно и со стоном. На Льва Тимофеевича смотрела бабушка с суровым взглядом и в смешных тапочках.
— Проходите, — кивнула она, близоруко щурясь на протянутое удостоверение в руке Рогаткина.
В комнате горели три лампады под иконами Спасителя и Богородицы.
— Вы сестра солдата срочной службы Андрея Игоревича Шабалкина? — удивился следователь.
— Я сестра Марфо-Мариинской обители, а в нашем приюте мальчик воспитывался и жил. — Строгая бабушка подумала и представилась: — Инокиня Ольга.
Лев Тимофеевич снял очки, за которыми прятал от ветра и прочих катаклизмов свои красивые глаза, и протер их стекла кончиком шарфа.
— Значит, вы его приемная мать? — уточнил он.
— Да, — сурово кивнула бабушка и добавила: — И не умничайте, по-моему, и так все ясно! Не для того мы растили хорошего мальчика, чтобы он в армии пропал без вести, как собака!
— Вы считаете — он пропал? — спросил следователь. — Ольга… э-э-э, как вас по батюшке величать?
— Зовите просто — сестра, — строго велела бабушка. — Андрюша именно что пропал. Не звонит и не пишет почти уже пять месяцев. А ведь должен был из армии вернуться этой осенью.
— Этой? — переспросил Рогаткин. — Да…
— Вот именно. Вам чаю налить? — вдруг спросила инокиня. — Садитесь вон на тот мягкий стул.
Лев Тимофеевич оглянулся и нашел глазами стул. Отхлебнув поданного чаю, спросил:
— Скажите, а откуда Андрюша родом?
— Нашли на Курском вокзале, а родился в деревне Пряткино Тихорецкого района. — Инокиня Ольга грустно смотрела на него.
— А откуда это известно? — уточнил следователь.
— При нем было свидетельство о рождении, в кармашке нашли.
Лев Тимофеевич встрепенулся:
— Не подскажете, а его родители живы?
Инокиня покачала головой:
— Нет. Не подскажу.
Вновь открывшиеся обстоятельства подтвердили догадки следователя. Надо было срочно ехать в Тихорецк.
Завтрашний день обещал быть весьма холодным — очень уж крупные звезды висели в тот вечер над Москвой. Лев Тимофеевич пересчитал их и свернул к супермаркету.
— Мучное и сладкое нам с Белоснежкой нельзя, — бормотал следователь, когда, нагруженный вегетарианскими продуктами, вышел из универсама и остановился на освещенном пятачке.
Лев Тимофеевич зорко смотрел на темные окна своей холостяцкой квартиры и не тронулся с места, пока не увидел в нижнем углу кухонного окна Белоснежку. Кошка пристально смотрела на него сквозь стекло. Потом, узнав, встала и выгнулась длинной дугой. Лев Тимофеевич вздохнул и пошел наверх, минуя лифт.
— Мне предстоит долгий путь, — объявил Лев Тимофеевич кошке, выложив из сумок еду и готовя ужин на двоих.
Кошка внимательно слушала.
— Я приеду через два дня, максимум — через три, — деловито рассуждал вслух Лев Тимофеевич. — Вода, крабовые палочки и три кошачьих бисквита, — приготовил еду следователь. — Не объедайся, — строго наказал он кошке и вы шел из квартиры.