Святополк II. Своя кровь - страница 6

Послов было шестеро - седьмым оказался ервей-толмач[10], то ли холоп, то ли наймит. Евреи многие языки разумеют, поелику по всей земле скитаются - даже в Киеве своя община есть.

Святополк с удивлением рассматривал половцев - прежде никогда не приходилось видеть их вблизи. Невысокие, коренастые, дочерна загорелые и скуластые, с длинными лохматыми волосами, заплетенными в косы, и в любую жару кутающиеся в подбитые мехом свиты, они не сняли своих треугольных шапок-малахаев. Чуть прищуренные глаза смотрят цепко, у двоих лица почти славянские - видать, сыновья русских пленниц. Послы шли уверенно, чуть враскачку и чувствовали себя чуть ли не хозяевами, несмотря на то что ближняя дружина послов осталась за стенами Киева по давней привычке кочевников обитать на свободе.

Святополк не встал при их приближении, только кивнул на поклоны. Один из послов прижал руки к груди:

- Приветствую тебя, урусский каган, - неожиданно на русском языке, хотя и нечисто, произнес он. - Я - Искал, а то Кизим, Атрок, Кза, Башкорт и Ургей. Мы приехали к тебе послами от великого хана, владыки степей от Дуная до Днепра, могучего Тугоркана Степного Барса. Неисчислимы его табуны и стада, его конница покрывает землю от края до края, и многие ханы склоняют перед ним головы.

Послы кивали головами на эти речи, но Святополк их почти не слушал. Он знал, что где-то в Киеве живет вдова Всеволода, крещеная половчанка Анна, и наверняка кто-то из половцев был ее глазами и ушами при этой встрече.

- Приветствую вас, гости дорогие, - сухо ответил Святополк. - По обычаю, не откажитесь от моего угощения.

Он хлопнул в ладоши, и холопы вынесли мед и печеные заедки. Еврей-толмач что-то крикнул в двери - вбежали половецкие холопы, раскатали ковер, на который и уселись послы, поджав ноги. Холопы обнесли их медом. Святополк сдерживался, поджимая губы, - на поганых половцев, на чужаков переводить меды и иноземные вина! Неизвестно, с чем они пожаловали, а ты перед ними расстилайся!.. По лицам своих бояр видел он, что они разделяют его чувства, а Данила Игнатьевич зло кусает губы.

Послы пригубили мед и вино, качая головами и шепотом на своем языке обсуждая что-то. Святополк бросил вопросительный взгляд на толмача, но тот помалкивал.

- С чем пожаловали послы половецкие в Киев? - спросил наконец князь, не выдержав. Искал, бывший старшим, не спеша развернулся к нему, на ладони придерживая чашу с недопитым вином, заговорил на сей раз по-половецки, и толмач стал быстро переводить:

- Явились мы от родов ханов своих, все мы беи и младшие ханы, за каждым из нас стоят наши колена, в них сотни и тысячи всадников, а за Тугорканом Степным Барсом, что послал нас, - тьмы и тьмы воинов. Нас все боятся - булгары дань дают, ясы и касоги голову склоняют, аланы[11] власть нашу признали, арабы и турки, византийцы и угры[12]… Ходили мы на Русь, ратились с вашими дружинами. А с каганом Всеволодом дружили. Он был умный каган, нас понимал, дарил нас подарками, платил нам дань. Урусы - сильные воины, с урусами надо дружить, и урусские каганы это знают.

Святополк до белизны сжимал пальцами резные подлокотники стольца. Еврей-толмач говорит спокойно, словно не понимает ни слова и лишь повторяет заученное, но как узнать - не прибавляет чего от себя? Искал-бей продолжал говорить, его спутники кивали, негромко поддакивали.

- Чего же хочет от нас ваш хан? - спросил Святополк, когда толмач умолк. Еврей не поторопился перевести слова князя - половцы явно понимали по-русски лучше, чем хотели показать.

- Мой хан, могучий Тугоркан, любимец Тенгри-хана, хочет от нового кагана урусов подтверждения старой дружбы. Мой хан велел передать: если не дадут нам дани, придем и сами возьмем, что пожелаем. Каган Всеволод давал нам дани, и мы не ходили на Русь. Будет ли давать дань новый каган?

Святополк выпрямился, быстро взглянул по сторонам. Бояре хмурились, выжидательно поглядывали на князя. Славута и Захар Сбыславич переминались с ноги на ногу, Данила Игнатьевич кусал губы - вот-вот закричит. На рубеже с Черниговом, под Любечем, оставалось у него имение, куда он, вернувшись со своим князем Изяславом от ляхов, привез семью - сына Ивана и двух малолетних дочерей. Но через год после смерти Изяслава в битве на Нежатиной Ниве проходившие с Романом Святославичем половцы предали имение огню и мечу. Двенадцатилетний Иван и две его младшие сестры пропали без вести, жена тоже. Данила Игнатьевич как раз был в пути из Новгорода, куда он хотел перевезти семью, поближе к князю. Горькая весть дошла до него, когда половцы, усмиренные и задобренные Всеволодом, зарубили князя Романа и ушли к Тмутаракани. С той поры прошло уже поболе десяти лет, но боярин до сей поры оплакивает жену и детей. Он и слышать не захочет о мире с половцами.