Сын бомбардира - страница 15

стр.

Начали отвечать наши батареи. В воздухе стоял страшный треск, гул, вой. Сталкивались в полёте ядра, взвизгивали и лопались бомбы.

«Очнулся француз», — подумал Тимофей Пищенко. Он невольно поискал глазами Кольку, но того уже не было: отправился вслед за лейтенантом Забудским по линии обороны…

Ст. Фролов. КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ СОБЫТИЙ ОБОРОНЫ (продолжение).

Враги поняли, что осада Севастополя будет длинной. И задумали сделать подкопы под четвёртый бастион (сейчас это Исторический бульвар), чтобы взорвать там укрепления. Но наши вовремя услышали подземную работу вражеских минёров. Русские сапёры под командованием лейтенанта Мельникова, прозванного «обер–кротом», стали рыть контргалереи. И победили в подземно–минной войне.

К концу года бастионы были ещё лучше укреплены. Вот что сообщал 18 декабря 1854 года в письме своему петербургскому знакомому капитан 2–го ранга П. В. Воеводский:

«Почти на всей оборонительной линии устраивают вторую линию редутов и вообще укреплений… В особенности хорошо и надёжно укреплён бастион Корнилова. Причина этому, во–первых, местность, во–вторых, против него с давнего времени совсем не действуют, и потом надо отдать справедливость как деятельности, так и распорядительности Владимира Ивановича Истомина. Долго я был на его дистанции, но понадобилось перевести батальон к 5–му бастиону, и это выпало на мою долю.

О постоянных успехах наших в небольших схватках в траншеях вы, верно, уже слышали…»

Защитники города побеждали не только в небольших схватках в траншеях, что были выдвинуты впереди бастионов, но и в смелых вылазках в тыл врага. Счёт таким вылазкам открыли ещё в конце сентября на 5–м бастионе. В октябре — отряд под командованием лейтенанта Троицкого (теперь у нас в Севастополе есть Троицкая балка). Потом в декабре — рейды отрядов на Зелёную горку, ночные операции мичмана Титова и старшины Головинского. В марте 1855 года самую крупную вылазку совершил отряд генерал–лейтенанта Хрулёва*.

А пока храбрые защитники Севастополя наносили удары по врагу, Крымская армия Меншикова проигрывала одно сражение за другим: под Балаклавой, в Инкермане, под Евпаторией.

18 февраля умер Николай I. Ходили слухи, что царь принял яд: не мог перенести позора приближающейся катастрофы.

Между тем храбрые севастопольцы не собирались сдаваться. Не только береговые отряды наносили удары по врагу. Когда ещё не весь флот был затоплен, два корабля — «Владимир» и «Херсонес» атаковали железные винтовые пароходы англичан, спрятанные в бухтах Камышовой и Песчаной.

Из рапорта вице–адмирала Нахимова:

«Молодецкая вылазка наших пароходов напомнила неприятелям, что суда наши, хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стре¬ляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы накачке, что, составляя стройные батальоны для защиты Севастополя, мы ждём только случая показать, как твёрдо помним уроки покойного адмирала Лазарева, и что каждый из нас жаждет доказать, как государь справедлив, почтив память Корнилова».

27 марта Павел Степанович Нахимов был произведён в полные адмиралы.

* * *

В этот же день произошли события, круто изменившие жизнь нашего Николки.

Густые чёрные тучи, не успев рассеяться за ночь, висят над городом. Бастионы задохнулись от гари, оглохли от разрывов.

С утра завалило насыпь у четвёртого и пятого орудий. Второй час матросы тщетно пытаются восстановить укрепление. Французы, видно, пристрелялись: прямые попадания вновь и вновь разрушают вал. Но оставить брешь нельзя — с минуты на минуту ожидается штурм.

Забудский подозвал Николку и что-то прокричал ему на ухо. Вестовой, выслушав указание, помчался s глубь бастиона. Командир дистанции натянул потуже фуражку, подошёл к работающим:

— Послано за сапёрами. Не унывай, братцы!

В трёх метрах от них плюхнулось ядро. На головы посыпались щепки и горячие комья земли.

Все быстро вскочили. Не поднялся лишь один мат¬рос. Его перевернули на спину.

— Кончен, — сказал лейтенант, — вот ещё прибыль…

Матроса унесли за блиндаж. Там у стены горела свеча. Маленький образок сонно и равнодушно смотрел на убитых, лежавших в ряд под грязными рваными шинелями. Их никто ке отпевал.