Та заводская проходная… - страница 11
Красное лицо Минория Степановича выражало полный восторг.
— Браво! — сказал я и хлопнул в ладоши: стараются ребята. Но у меня была и своя забота: — А где Сохатова бросили? — спросил.
— А он пошел на обход территории, — сказал Зверев.
— Он у нас любит порядок, — хохотнул Дасмаковский, поглаживая русый «керенский бобрик» на своей шарообразной голове.
— Только почему-то всегда «на бровях», — сказал я.
— А это уж у кого какой нрав…
— Каждый по-своему с ума сходит, — уточнил Зверев мысль своего собутыльника и подмигнул мне совершенно трезвым карим глазом… Вряд ли мне доводилось видеть на заводе более симпатичного пьяницу. Вот спроси у него сейчас «полтинник» до получки, он сразу же полезет в карман: «Не знаю. Не знаю, что у меня там осталось». А вытянув горсть мятых купюр, удивленно и весело вскрикнет: «Смотри-ка, есть!» И выдаст полтинник. А потом, во время отдачи, еще отнекивается: «Да ты чего? Ничего я тебе не давал!» — артистическая жилка всегда тремолировала в Звереве…
Ворота были уже приоткрыты, но, беря во внимание шаткость «гоп-компании», я распахнул их до упора. Чуткий Зверев оценил этот факт, разведя руки: это нам, что ли? — а я в ответ изобразил волнование… Качаясь из стороны в сторону, они вышли за ворота на проспект Безымянных Шустрил (скажем так) и загорланили там нестройным хором:
Мы с Минорием, улыбаясь и качая головами (вот умора!), разошлись по своим конурам… Я залил водой электрочайник и включил его в сеть… Но заняться кроссвордом мне вновь не удалось: к проходной подошла свежая порция гуляк — на сей раз из трубного цеха… Я посмеялся, глядя, как одну рыжекудрую и веснушчатую девчушку по очереди обнимают и тискают два низкорослых паренька. Ей было все равно кто, одинаково приятно, но идти вперед это мешало, и она выпутывалась из одних объятий, чтобы тут же попасть в другие… Всюду жизнь, кривовато улыбаясь, думал я, закрывая за ними створки ворот, и все ее проявления одинаково почтенны…
В тишину моей конторки влился какой-то отдаленный глухой шум. Занятый кроссвордом, я краем сознания заинтересовался его происхождением. Если это большегрузая «дальнобойная» машина со стороны метро «Красношустриловская» (так скажем), то как оглушающе будет ее прохождение мимо нас… Через несколько секунд шум сменился шипением, и я рассмеялся внутренне: это был не отдаленный грузовик, а близлежащий, на расстоянии вытянутой руки, электрочайник… Звук понятный и знакомый, как сказал поэт, не пустой для сердца звук. Скоро поспеет чай! Индийский, ароматный, крепкий, с легкой горчинкой… Уйдет Минорий, и можно будет наконец уплыть из этого убогого мира — в яркую книжную виртуальность, прихлебывая из бокала янтарный горячий напиток и затягиваясь дымом сигареты… Вот, чу! Минорий уже скрипит дверью проходной… уже нарисовался в окне… Вскочив на ноги, я приоткрыл ворота и вышел из конторки навстречу шефу.
Ух, как он авантажен в сверкающей кожанке и в черной фуражке с высокой тульей, достойной какого-нибудь отставного маршала!.. А круглое широчайшее лицо точно альпийская поляна с цветущим маком… Сейчас, на одну прощальную минуту, можно испытать к этому субъекту, попортившему мне много крови, все добрые человеческие чувства, какие придуманы на земле. Все дурное забыть, все простить и с умиленным сердцем крепко пожать его честную руку. Но прежде, конечно, сойти с крыльца: начальство-с, нельзя быть выше-с…
— Боже! — сказал я, глядя поверх головы Минория Степановича. Вероятно, ужас, написанный на моем лице, встревожил и шефа: он быстро оглянулся. К нам приближалось какое-то невиданное зверосущество, до которого и мифотворцы греки недопетрили: помесь медведя, гориллы и человека. Причем со смертельной раной где-то в груди, ибо этот бастард едва держался на ногах. Его руки свисали чуть не до асфальта, широченные плечи бессильно опущены, а голова со всклокоченными белесыми волосами уронена на грудь. Это было все, что осталось от г-на Сохатова… Нет, осталось еще нечто сохатовское — какое-то бычье упрямство, необоримая воля, гнавшая его вперед. Шагал он так же широко, как всегда, только зигзагообразно, чуть не падая.