Та заводская проходная… - страница 14
Я налил в бокал непроницаемо черной жидкости — до половины, чтобы разбавить из чайника… от такой крепости и слон запляшет рок-н-ролл, не обращая внимания на недовольные окрики принцессы Гиты, восседающей на нем под роскошным балдахином… Ясно, что самогипноз и внушение привычного ритуала, но я почувствовал, как с первыми глотками крепкого чая ко мне возвращается чувство юмора и, следственно, терпимости: к себе, к людям, ко всему этому скособоченному, убогому и жалкому миру. Все вдруг выправилось и выпрямилось во мне, приобрело разумные черты и, ей-ей, привлекательную внешность…
Голь на выдумки хитра: банку с разбавленными остатками чая я поместил в небольшую кастрюльку, завещанную мне Юрой Бельновым, земля ему пухом, поставил ее на электроплитку и залил горячей водой из чайника. Вся ночь впереди, и горячий чай мне еще весьма пригодится…
Часы в проходной показывали почти девять…
В дверное стекло тихо, деликатно постучали пальцами. Марк Семенович!
— Входи, дорогой, входи! — сказал я ему навстречу. — Присаживайся.
Обеими щедрыми руками я указал ему на диван.
Засыпкину было 68 лет, почтенный возраст, и все же стариком его грех было назвать, хотя крупные морщины иссякали его мягкое, мясистое лицо вдоль и поперек. Старчеству помехой были его молодые, веселые карие глаза с озорными блестками в зрачках и его всегдашняя неиссякаемая улыбка.
— Как насчет чаю? — спросил я. — У меня свежий и еще горячий…
— Нет, спасибо, только что отпил у себя…
— Тогда прошу, — я вытряс из пачки «Примы» сигареты. Тут тоже были обычай и ритуал. Мы оба курили питерскую «Приму», у меня в конторке — мою, а в будке Засыпкина дымили его сигаретами. Я щелкнул зажигалкой, и мы хором запыхали дымом. Сразу же возникла потребность открыть дверь конторки.
— Территорию я обошел, — сказал Марк Семенович. — Все в порядке. Кабеля на полигоне пока висят.
В слове «пока» слышались нотки иронии, но я не стал ее развивать, отложил на потом.
— А как тебе новенький? — спросил. — Где он сейчас?
— Пошел в поселок — подругу проведать…
Он смолк. В его молчании чувствовалось богатое содержание, которое он как будто остерегался раскрыть. Между нами никогда не было никаких секретов. Мы вполне доверяли друг другу и даже не предваряли никогда: это между нами. Но тут было, видать, что-то особенное.
— В чем дело, Марк Семенович? Ты, я вижу, не очень доволен своим подопечным?
— Да уж… — он опустил глаза, криво улыбаясь, отчего морщин на его лице еще прибавилось. — Слушай, Валера, — он вскинул глаза, — между нами: по-моему, он наркоман. Такое, знаешь, впечатление. Точно замороженный…
— Заторможенный, — автоматически уточнил я. — Вполне возможно. Он и мне показался странным, хотя мы общались с ним минуты две, не больше… Очень может быть. Но это его проблемы, нас не щекочет. Не докладывать же о наших подозрениях по инстанции.
Я говорил с Марком Семеновичем как с не совсем «половозрелым». Слишком уж мы были «с разных планет». И данную проблему еще не обсуждали между нами: до сих пор эта беда, кажется, обходила наш завод, и слухов даже не летало…
— Ну, естественно! — сказал он тоном вполне зрелого человека. — Только, знаешь, я бы очень не хотел, чтобы он вернулся в мою будку. Я ему сказал: «Не торопись». Может, поймет… Очень тяжелый человек. Сидит молча полчаса, час. Угощаю его сигаретой, чаем — отбуркивается. Вдруг злобно так: «А чего ты все лыбишься, старый? С чего веселишься? Тебе уж помирать скоро!» Мне аж не по себе стало… Я ведь с ним как со всеми, по-доброму, а он…
— Ну, может, его жизнь допекла, бывает, — поспешил я вмешаться.
— А кого она не допекла?! — голос Засыпкина дрогнул и пресекся.
Месяц назад он похоронил жену, и это была первая жалобная нота, сорвавшаяся при мне с его уст.
Я склонился над диваном и ласково потрепал его руку на колене.
— Ну, Марк Семенович, ну-ну!.. Он же нам с тобой в дети годится. Мозговарение еще не отлажено.
— Да у меня внук лишь на два года его моложе!..
— Вот-вот, — подхватил я «в свою степь». — Будем снисходительны к детям и внукам.
— Куда ж денемся, будем, — согласился Засыпкин, и на его губы вернулась бледная тень его всегдашней улыбки. — Миши вчера не было, знаешь? — я кивнул. — Может, заболел…