Так начиналось… - страница 15
«Мне стало стыдно за свое ужасающее невежество…
Дух науки — поистине изумительный дух. Они почти не разговаривали со мной о возможности посылки им продовольствия. В Доме литературы и искусства мы слышали кое-какие жалобы на нужды и лишения, но ученые молчали об этом. Все они страстно желают получить научную литературу: знания им дороже хлеба…»
Кремлевский мечтатель, который еще более ученых изумил Уэллса своими замыслами, был не одинок в планах обновления и переустройства России, не одинок в своем вдохновении. Вот что вынес английский фантаст из своего посещения Советской России.
Под мечты, чтобы они стали реальностью, нужно было подвести фундамент. Фундамент всякого развития науки — это научная смена, непрерывный поток молодых сил.
Ленин озабоченно говорил об этом с Ольденбургом:
«Если большинство наших советских работников еще молодо, то нельзя этого же сказать о наших научных работниках. Здесь мы больше всего имеем старые кадры, принявшие советскую установку, большей частью это люди не молодые, а частью и прямо старые. Они начнут скоро выбывать из строя, а подготовка ученого, вы сами знаете, дело очень долгое и очень трудное, особенно в наше время, когда нам на текущую работу особенно нужны люди способные, умные и сильные. Мы без них не можем вести свое строительство. Мы стараемся сохранить для научной работы кого только можем, но мы хорошо сознаем, что этого совершенно недостаточно. Необходимо, чтобы вы, старые работники, идущие с нами, пожили подольше, — Владимир Ильич улыбнулся, — а затем необходимо, чтобы вы не жалели сил и времени на подготовку смены себе, новых научных кадров».
Руководить научно-техническим отделом ВСНХ Ленин поручил инженеру Горбунову, когда тому шел двадцать шестой год. По нынешним временам это раннее выдвижение. По тем — вполне своевременное.
Лозунг «Большевики должны овладеть наукой» еще не стал главным лозунгом дня. Еще надо было отбиваться от интервентов, подавлять внутреннего врага. Молодые коммунисты уходили на фронт, отложив в сторону учебники и тетради. Волей-неволей тяжесть делания науки ложилась на «старичков», в подавляющем большинстве беспартийных. В этих условиях пост Горбунова становился особенно ответственным. И надо сказать, Ленин не ошибся, поручив молодому инженеру и молодому еще члену партии это дело. Владимир Ильич, по сути дела, открыл в Горбунове его истинное призвание. И хотя потом жизнь бросала Николая Петровича с поста на пост (он был военкомом на фронте, управделами Совнаркома, ректором МВТУ), в конце концов он стал академиком, непременным секретарем президиума Академии наук СССР.
Октябрьская революция породила новый тип ученого. Ученого-организатора. Не просто руководителя научного коллектива, ниспосланного сверху. Организатора-мыслителя, принимающего личное участие в научной работе коллектива, производящего идеи и озабоченного их претворением в жизнь, помогающего осуществить на практике теории других ученых и организующего вокруг себя для решения важнейших проблем науки своих коллег и людей практики.
Имена таких ученых известны всему миру. Иоффе, Курчатов, Николай Вавилов, Кольцов, Прянишников, Королев, Келдыш…
Николай Петрович Горбунов. Это имя в истории организации науки не столь громко звучит. Оставаясь много лет как бы в тени, Горбунов сделал удивительно много для становления молодой советской науки.
Полезность его работы не раз ставилась под сомнение. Глубокой осенью восемнадцатого, когда «заниматься проблемами» было особенно тяжело (Колчак и прочие!), Горбунов обращается за личным советом к Ильичу. Письмо его, взволнованное, увлеченное, до предела искреннее, — документ большой человеческой силы.
Вот речь идет о Кара-Богаз-Голе, о совещании в ВСНХ. На совещание из Питера специально приехали академики Лазарев и Курнаков, профессора Чугаев и Самойлов. Был и химик Карпов, «завербованный» к тому времени Ильичем на работу в госаппарате. Говорили о карабогазском сульфате, о прозаическом превращении сульфата в соду и серную кислоту. А потом профессора размечтались: Каспийский район — мировой центр химической промышленности…