Так начиналось… - страница 14
Сугубо научная по сути своей, эта идея была глубоко революционна. Она сродни духу времени, когда человек властной волей своей создавал новые формы общественной жизни.
Новые революционные методы познания природы открывали перед наукой самые неожиданные горизонты.
Созданный в 1918 году Рентгенологический и радиологический институт сразу же развернул работы по изучению действия радиации.
«Институт был в буквальном смысле слова детищем Октября, а его создание есть доказательство того, что рабочий класс является носителем тенденции подлинной науки и культуры». Эти слова прозвучали в день 15-летия института. Директор его профессор М. И. Неменов, человек, глубоко погруженный в науку, вспоминал: «Организация института протекала в бурное и тяжелое время и была нелегким делом главным образом потому, что было немного людей, даже среди сочувствующих Советской власти, кто хотел бы за это взяться. Нужна была громадная вера в конечную победу рабочего класса, чтобы в это время работать над созданием подобного учреждения. Но такие люди нашлись — это присутствующие здесь на собрании академики Абрам Федорович Иоффе и Георгий Адамович Надсон…»
Мы с уважением ощупываем сегодня томики трудов института, как старое и грозное оружие.
Институт Неменова, Иоффе, Надсона был одним из тех коллективов нашей науки, которые совершали глубокие прорывы в ее сегодняшний день.
Радиобиология развивалась в стране стремительно. Ее путь — это цепная реакция нарастания.
1918 год. Только один сотрудник института знаком с рентгенологией. Через несколько лет в коллективе будет 36 профессоров, 11 докторов и 44 аспиранта.
1919 год. Надсон испытывает слабые дозы тория на растениях — они стимулируют прорастание семян.
1920 год. Остатки урановой смоляной руды опробованы на дрожжевых грибках. Под микроскопом — капля березового сока. В ней березовые «дрожжи», «Надсония фульверсия». Радиированные почки растений пробуждаются уже в декабре, не дожидаясь весны. (Вот она, встряска, которой искал Кольцов!)
Вглядимся в каплю: словно горсть фасоли рассыпана на стекле. Облученные фасолины крупнее, жировые капли в них разбухли. От них получены дети — такие же толстые. Надсон делает вывод: облученные клетки дают потомство, которое имеет изменения в строении клетки. Действие радия передается по наследству!
Через пять лет Надсон и Филиппов обобщат результаты экспериментов:
«Полагаем, что основная причина мутаций лежит во внутренних свойствах организма, а внешние факторы, в данном случае р-лучи, дают лишь толчок к их проявлению».
Запомним эти слова. Мы вернемся к ним позже. А пока мы их приводим для того, чтобы показать, что советские ученые в первые же годы после Октября первыми вышли на одно из главных магистральных направлений науки XX–XXI столетий.
Революция открывала двери в науку массам.
В год, когда думские деятели обследовали академию, ее музеи посетило всего 8 тысяч человек. В 1919-м — 360 тысяч! Тяга нашего народа к науке всегда поражала сытую Европу. Иностранцы по сей день удивляются, завидев в метро, в автобусе, в очереди десятки людей с книгой, учебником, журналом. Делают выводы: вот откуда в России спутник, вот откуда «у них» 700 тысяч научных работников. Вывод в общем-то верный. А удивительного ничего нет — ведь тяга освобожденного народа к вершинам знания так естественна и понятна.
Герберт Уэллс изумился, когда увидел в непостижимой России — воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, — начинания, немыслимые в то время ни в богатой Англии, ни богатой Америке. В известной книге «Россия во мгле» он жаловался, что выпуск серьезной литературы у него на родине прекратился из-за дороговизны бумаги, что «духовная пища английских и американских масс становится все более скудной и низкопробной, и это не трогает тех, от кого это зависит».
«Большевистское правительство, — заключает Уэллс, — во всяком случае, стоит на большей высоте».
Встретившись в Доме ученых с представителями русской науки — среди них были Карпинский, Ольденбург, Павлов, Белопольский, — Уэллс пришел в замешательство, когда на него посыпались вопросы о последних достижениях науки на Западе. Он ждал иного.