Такла-маканская кругосветка - страница 6

По обеим сторонам дороги барханы закреплены «квадратно-гнездовым» способом: камышовые барьерчики задерживают песок, и суховей не выносит его на шоссе. А в 20–30 метрах по обеим сторонам от трассы тянутся непрерывные деревянные изгороди — еще один рубеж обороны от песчаных заносов. И так — десятки километров. Впрочем, удивляться не стоит — вспомним про Великую Китайскую стену… Но вот в романтическую атмосферу вторгается грубая проза жизни: один из пассажиров начинает лаяться по мобильнику с неведомым «смежником».

Смеркается, встречные машины проносятся мимо, ослепляя нас дальним светом. Переключать фары на ближний здесь как-то не принято. Вдалеке — трубы с газовыми факелами. Значит, идет добыча нефти, а сопутствующий газ сжигают, как у нас в Сибири. Нашу машину обгоняет ночной экспресс, автобус набит пассажирами. Откуда и куда? «Из Миньфэна в Урумчи», — объясняет шофер.

К Жуоцяню подъезжаем затемно. Под крышей автозаправочной станции порхают летучие мыши. Ужинаем в придорожной харчевне. Водитель выставляет к столу жареную курицу, пассажиры — пиво и лепешки. Кстати пришелся и мой арбуз, купленный «по незнанию», — чтобы скоротать вечер в гостинице. Жуоцянь — важный транспортный узел. Он расположен на полпути между Цемо и Корлой; направо уходит тысячекилометровая трасса в Голмуд — городок, откуда начинается путь в заоблачную Лхасу (Тибет). Загружаемся в машину, в небе над головой висит опрокинутый серп месяца. Денек выдался трудный, и организм берет свое: проваливаюсь в забытье…

…В салоне вспыхивает свет, просыпаюсь, смотрю на часы: 2 ночи. Мы в Корле. О ночлеге беспокоиться не надо: слева — гостиница, справа — автовокзал. Отсюда до Урумчи «всего лишь» день езды на автобусе. Кстати, поезд из Урумчи до Кашгара идет через Корлу. Значит, тут и «кругосветке» конец. Даже не верится, что цель достигнута. А ведь сколько было тревог и сомнений; их приходилось гнать прочь.

Трое шли по пустыне. Трое и верблюд. Шли они долго. Силы их были на исходе. У них давно кончились съестные припасы. Но главное — их давно мучила нестерпимая жажда. И вот когда все они были уже на пределе, вдруг вдали сверкнула под солнцем серебристая полоска света.

— Вода, — с трудом прошептал запекшимися губами первый путник.

Второй только протянул вперед руку, указывая на источник их спасения. Но третий сурово осадил:

— Мираж!

И все потеряли последнее, что у них было, — надежду. От горя и бессилия они замертво пали на песок. И только верблюд продолжал идти. Он действительно дошел до озера и вволю напился воды.

Трое шли по пустыне. Трое и верблюд. Дошел до оазиса только верблюд. Он ничего не знал о миражах.

В пустыне Такла-Макан было много чего «удивления и восхищения достойного». Это и двухэтажные автобусы, и мобильники, и ночные автобусы-экспрессы. Но прощальная прогулка по Корле добила окончательно. Иду по набережной реки Кончедарья и глазам своим не верю: над входом в здание вывеска с надписью по-русски: «Кафе-мороженое „Наташа“»…