Талифа-куми - страница 50

Я слов нет, как обрадовался. Если так, то Леша Титов в этой квартире и должен быть. Где еще? Ему светиться никак нельзя, а во всех остальных местах с него паспорт потребуют.

— Что ж ты сразу не сказал, змий! — говорю Филичеву. — Давай адрес.

— Сейчас, сейчас... — Филичев листал записную книжку. — Куда я его записал-то?

— Запоминать надо такую инфу, товарищ майор, — усмехнулся Меерович.

Филичев поднял голову от записной книжки:

— Костя, запомни, самый тупой карандаш лучше самой острой памяти.

Листанул еще пару страничек и говорит:

— Ага! Вот он.

И протянул мне книжку.

Я переписал адрес, вернул книжку Филичеву и говорю Косте:

— Съездишь завтра? С утречка прямо.

— Да с радостью, — говорит Костя и берет у меня листок.

Это был мой последний в жизни разговор с Костей Мееровичем.

Наутро, двадцатого сентября две тысячи двадцатого года, он уехал в Новокузнецк.

18.

Костя уехал в десять утра. В одиннадцать тридцать ему звонил Семен Корнилов. Спрашивал, куда Костя положил нужный Семену материал. Время звонка смартфон, разумеется, запомнил. Костя еще был в пути.

Я почему так на времени внимание заостряю, потому что на записи с камеры наблюдения в одной новокузнецкой блинной, которая так и называлась «Блинная», время записи тоже фиксировалось. То, что там происходило, началось в одиннадцать пятнадцать. Запись эту я смотрел уже на следующие сутки.

В блинной было очень малолюдно. За столиком у самого входа сидели молодые парень с девушкой. По виду — студенты. А у самого прилавка, сидя спиной к двери, завтракал Алексей Титов. За прилавком была барменша. И больше не было никого.

В одиннадцать пятнадцать входная дверь открылась и в блинной появилась эта чертова пацанка Дось и с ней один из ее парней-дуболомов. Второй, очевидно, остался в машине, за рулем.

Одновременно с этим молодая парочка поднялась из-за стола и направилась к выходу из блинной. Те двое посторонились, пропуская их. Потом парень-дуболом слегка тронул Дось за плечо и показал ей на стену. Там висела табличка с надписью: «Улыбнитесь, вас снимает видеокамера!» Дось ухмыльнулась, кивнула и что-то сказала парню. Тот рассмеялся.

Алексей в это время обернулся — наверно, на звук голосов — и, увидев, кто пришел, подскочил на ноги как ошпаренный.

Парень быстро подошел к нему, приобнял за плечи, как старого приятеля, и усадил обратно за столик, а Дось направилась к кассе.

Там она, улыбаясь, спросила что-то у барменши, показывая на лежащее перед ней фотоменю. Барменша склонилась над ним, и тут же Дось коротким ударом ребра ладони по затылку вырубила ее. Барменша рухнула, ударившись по пути головой о прилавок. Потом у нее диагностировали сотрясение мозга. По той ситуации можно смело сказать: легко отделалась. Очень легко. Впрочем, Дось она и не интересовала. А интересовал ее Титов. К нему она и подошла, заглянула в лицо и что-то очень коротко спросила.

Титов подскочил на ноги и заговорил, то показывая куда-то руками, то прижимая их к сердцу. Дось раздраженно помотала головой и задала вопрос чуть подлиннее, покачивая, по своей привычке, ладонью перед вопрошаемым. Титов замахал руками и снова начал что-то объяснять. Тогда Дось правой рукой взъерошила себе прическу — и сразу же левой Титову в печень! Вообще без замаха. Но удар был профессиональный, хорошо поставленный.

Титов согнулся пополам. А она ему в прыжке коленкой в нос и одновременно локтем по затылку! Что там у парня с лицевыми костями случилось, представить страшно. Он упал на пол и задергался в конвульсиях.

Дось еще пару раз подпрыгнула на месте в боевом азарте, все успокоиться никак не могла, потом кивнула своему спутнику. Тот поднял Титова и потащил к выходу. А Дось... Эта сучка внимательно осмотрелась, нашла видеокамеру и сделала то, о чем просила надпись на табличке. Обаятельно улыбнулась и помахала рукой. Потом тоже ушла. На часах было одиннадцать двадцать четыре...

Журавленко вдруг прервал рассказ, достал сигарету, долго разминал ее, глядя в стол, потом закурил и некоторое время дымил молча. Наконец сказал:

— Скоро год будет, а все равно тяжело вспоминать. Все думаешь: может быть, не надо было Костю одного отпускать? Сам бы с ним поехал — может, все иначе бы сложилось. М-да... Может быть, и иначе, конечно. А может быть, и нет. Тогда не рассказывал бы я вам сейчас про все это.