Талисман Авиценны - страница 2

стр.

Что век у больного недолог,—
А юноша не был еще Ибн Синой —
Лишь книги при нем и догадки.
Лежал его первый тяжелый больной,
Лежал и горел в лихорадке.
Еще неумело, почти наугад,
Чтоб только утешить старуху,
Он пульс отыскал, как учил Гиппократ,
К груди приложил свое ухо.
Полуденным жаром больной полыхал,
В нем что-то протяжно свистело.
Придвинулся дервиш:
                                 — Ну что, услыхал,
Как демоны рвут его тело?
Аллах повелел им терзать его грудь —
Ничто не спасет человека.
Никто не посмеет в него заглянуть,
Ни маг, ни астролог, ни лекарь. —
И трудно глазам удержаться от слез,
И словно бы руки связали.
Вот так задохнулся вчера водонос,
Свалился при всех на базаре.
От жара немного поможет трава.
Не глядя на старших, молчал он.
Готовил лекарство. Часа через два
Больному слегка полегчало.
Он знал: ненадолго. Он кинулся прочь,
Охвачен мятежным угаром.
Бежал он, пока не надвинулась ночь,
По старым бухарским базарам.
Впервые он видит, как близится смерть.
Как давит… Какой же он лекарь!
Он должен понять ее, должен успеть
Отнять у нее человека.
До старого кладбища путь недалек.
В лачуге, поставленной косо,
Он сторожу в руки сует кошелек:
— Ты вырой мне труп водоноса. —
У сторожа заледенели виски —
Такого еще не слыхал он.
За это его разорвут на куски
И бросят голодным шакалам.
У старого сторожа рваный халат.
Трясутся испуганно руки.
«Аллах не простит», — его губы хрипят.
А деньги?.. О, сладкие звуки!
В лачуге на тихом краю Бухары
Под светом, мерцающим скупо,
Юнец одержимый до птичьей nopы
Возился с ножом возле трупа.
Подкожная тьма от бровей до колен
Ему открывалась впервые.
Как прав был Гален, как не прав был Гален,
Как сотканы сложно живые.
Понять все, что нужно для завтрашних, тех,
В ком смертный завяжется холод…
…А мозг был похожим на грецкий орех,
Когда его череп расколот…
Искал он ответа на главный вопрос
И понял, в обмен на отвагу,—
От жидкости в плевре погиб водонос.
Она задушила беднягу.
Он снова зарыт перед вспыхнувшим днем.
А день уже шел по-иному.
С глазами, горящими вещим огнем,
Явился ученый к больному.
Потребовал он у хозяйки вина,
Торжественен, светел и странен.
Сказал четверым, что очнулись от сна:
— Сейчас мы на демонов глянем.—
Нож вымыл вином, словно смыл с него ложь,
Угадывая победу,
Спасительный нож, самый первый свой нож
Он ввел между ребер соседу.
Вот так начался Ибн Сина. Впереди
Признанье, бессмертье, скитанья…
А жидкость толчками течет из груди,
И вот уж ровнее дыханье.
Волненье немыслимое затая.
Ученый глядел, познавая.
Как властно выходит из небытия
Душа человечья живая.
Больной приподнялся. Больной говорит.
И вид у него не мертвецкий.
— Что было со мной? —
                       Врач ответил: — Плеврит.—
И вдруг улыбнулся по-детски.
Тих дервиш. У мага глаза не горят.
И спорить о демонах поздно.
А врач обернулся к астрологу:
                                                 — Брат,
Привет передай своим звездам.

БАЛЛАДА ПЕРВОЙ НАГРАДЫ

В Бухаре уже знают талант его зрячий,
Все растет возвращенных им к жизни число.
А он сам сомневается в каждой удаче,—
Может, просто опять в этот раз повезло.
И особенно после того самаркандца —
Ибн Сина шаг за шагом лечил его сам,
В этот вечер больной уже стал подниматься,
Веселеть, улыбаться врачу и друзьям.
В чем ошибка? Под утро ему стало хуже,
И с последней звездою он молча угас.
В умиравших глазах отпечатался ужас,
Ибн Сине никогда не забыть этих глаз.
Он считал себя неучем. Не было сладу
С жаждой знать, отделять и вычеркивать ложь.
Он ходил на базаре по книжному ряду,
Только нужную книгу не сразу найдешь.
Знал Коран наизусть, да какой в том прибыток!
Знал законы, их мог толковать на ходу.
И не знал что-то главное…
                                      Может быть, скрыто
Это главное в тихом эмирском саду?
Недоступно, неведомо для человека,
Если он не из царствующей семьи.
Там Хранилище Мудрости — библиотека
Бережет многодумные тайны свои.
Вновь он роется в книгах на старом базаре,
И его уже помнят доставщики книг —
То его стариком Гиппократом одарят,
То, глядишь, и Гален из-под пыли возник.
А астрологи, муллы все злей и угрюмей
Перед ним опускают огонь своих глаз.
Завещавший богатство мечети не умер,