Тарабас. Гость на этой земле - страница 19
— Повтори, еврей, что я только что сказал!
Слово в слово Кристианполлер повторил все пожелания полковника Тарабаса. Ему ничего не стоило их повторить. Слова Тарабаса вонзились в мозг Кристианполлера, как крепкие гвозди в воск. Остались там навечно. Он повторил все слово в слово, не поднимая головы, устремив взгляд на блестящие мыски Тарабасовых сапог и на серебристую каемку приставшей к рантам грязи. Он мог бы потребовать, думал Кристианполлер, чтобы я языком вылизал ему ранты. Ох, только бы не потребовал.
— Смотри мне в глаза, еврей! — сказал Тарабас.
Кристианполлер выпрямился.
— Что ты имеешь возразить? — спросил Тарабас.
— Ваше высокоблагородие и ваше превосходительство, — отвечал Кристианполлер, — все готово и в полном порядке. Для вашего высокоблагородия устроена просторная комната. А для спутников вашего высокоблагородия — большое помещение. И кровать возле двери мы поставим. Удобную кровать!
— Верно, верно, — сказал Тарабас. Приказал своим людям принести из кухни обед. И сел за свободный стол.
В зале царила полная тишина. Офицеры не шевелились. Не разговаривали. Ложки и вилки лежали подле тарелок.
— Приятного аппетита! — воскликнул Тарабас, вытащил из-за голенища нож, тщательно его осмотрел. Лизнул большой палец и провел им по лезвию.
Еврей Кристианполлер приблизился с дымящейся миской в правой руке, с ложкой и вилкой в левой. Подал он горох с квашеной капустой и розовыми свиными ребрышками. Нежный серый пар поднимался над миской.
Поставив миску на стол, Кристианполлер поклонился и задом попятился к стойке.
Оттуда он из-под полуопущенных век наблюдал за чрезвычайно здоровым аппетитом грозного Тарабаса. Без особого приглашения он не смел подчиниться голосу сердца, который нашептывал ему, что не мешало бы предложить могущественному человеку чего-нибудь спиртного. Предпочел дождаться приказа.
— Неси выпить! — наконец вскричал грозный Тарабас.
Кристианполлер исчез и мгновение спустя вернулся с тремя большими бутылками на солидном деревянном подносе: вино, пиво и шнапс.
Поставив все три бутылки и три разных стакана перед полковником Тарабасом, он отвесил глубокий поклон и опять отошел к стойке. Первым делом Тарабас осмотрел бутылки, поднял их одну за другой и поглядел на просвет, словно оценивая на глаз и на ощупь, и в конце концов выбрал шнапс. Пил он так, как пьют все любители шнапса, — всю стопку залпом, после чего налил вторую. В трактире по-прежнему царила мертвая тишина. Офицеры оцепенело сидели перед своими тарелками, приборами и стаканами, искоса погладывая на Тарабаса. Кристианполлер неподвижно, опустив голову, в услужливом ожидании замер у стойки, готовый в ответ на жест, даже на шевеление брови полковника Тарабаса тотчас устремиться к его столику. Вот так стоял Кристианполлер, готовый исполнить любое желание короптинского бога войны, какое могло возникнуть у оного исподволь или — как знать? — быть может, и внезапно. Отчетливо слышалось журчание шнапса, когда полковник вновь наполнил свою стопку, а затем хвалебные слова грозного существа: «Добрый шнапс, любезный жид!» — фраза, которую Тарабас повторял все чаще и все громче. Наконец, когда полковник осушил шесть стопок, самый молодой из присутствующих офицеров, лейтенант Кулин, решил, что пришло время нарушить всеобщую тишину, заряженную почтением и страхом. Он встал и со стопкой шнапса в руке приблизился к столу полковника. Рука лейтенанта Кулина не дрожала, из полной до краев стопки не пролилось ни капли, когда он, как истый военный, щелкнув каблуками, остановился перед Тарабасом.
— Выпьем за здравие нашего первого полковника! — провозгласил лейтенант Кулин.
Все офицеры встали. Встал и Тарабас.
— Да здравствует новая армия! — сказал Тарабас.
— Да здравствует новая армия! — повторили все.
И среди звона чокающихся стопок слегка запоздалым и робким эхом откликнулся голос еврея Кристианполлера:
— Да здравствует наша новая армия!
Едва вымолвив эти слова, Натан Кристианполлер жутко перепугался. Со всех ног поспешил за стойку, отворил маленькую деревянную дверку во двор, кликнул конюха Федю и велел ему принести из погреба два бочонка водки. В зале меж тем началось всеобщее братание. Сперва поодиночке, потом группами мужчины покидали свои стулья, подходили, все смелее и непринужденнее, к полковнику Тарабасу и пили за его здравие. Тарабас чувствовал себя все лучше. Больше, чем спиртное, его согревало покорное дружество офицеров, согревало тщеславие. «Послушай, друг мой!» — вскоре без разбору говорил он всем и каждому. Немного погодя они и столы сдвинули. Пыхтя и обливаясь потом, Кристианполлер с конюхом Федей приволокли бочонки с водкой. И скоро прозрачная водка полилась в большие, сверкающие винные бокалы, числом тридцать шесть, ожидавшие на стойке. Как только очередной бокал наполнялся, его передавали из рук в руки, словно ведро с водой на пожаре. Затем, будто впрямь собрались тушить пожар, офицеры, выстроившись цепью, от стойки Кристианполлера до стола, за которым сидел грозный Тарабас, передавали друг другу наполненные бокалы. Передавали друг другу один полный бокал за другим, а бокалы были немаленькие.