Татьяна Друбич - страница 9

И когда не было вот, на мой взгляд, аналога… Все у меня в жизни начинается всегда с аналога Иры Купченко! Так вот, не было аналога Иры Купченко в Малом театре. И я сказал: «Давай мы возьмем вот мою студентку Лену Корикову». И это было невероятное решение для Малого театра. Они никого со стороны не берут. Особенно молодых актеров, закончивших ВГИК. Это для них нонсенс, невозможная вещь. Но тем не менее как-то мне удалось уболтать Юрия Мефодьевича, упросить Коршунова — тогдашнего директора театра. Как-то они пошли на это, и мы позвали Лену Корикову.

Асса

И Лена Корикова долгое время очень хорошо репетировала Соню. И все было чудесно и прекрасно. Пока не настал день, который был незадолго до премьеры, в который Лена Корикова сказала: «Сергей Александрович, мне нужно с вами поговорить тет-а-тет. Можно, мы выйдем в коридор?» Я ужасно боюсь таких разговоров и как бы даже несколько робею. Я вышел с Леной в коридор. До премьеры оставалось несколько недель, две или немножко больше. И Лена мне сказала: «Вы знаете, я не смогу играть премьеру». Я говорю: «Что такое, Лена?» — «Не смогу, и все, потому что я беременна». Ну, меня чуть не хватил не то инфаркт, не то инсульт! У меня даже закружилась голова. И я понял, что я имею дело с совершенно невероятным существом, которое не нашло нужным заранее сказать мне, что вот такая история может приключиться.

Но тем не менее все уже свершилось. И я в состоянии абсолютного безумия пришел к Юрию Мефодьевичу, которого сообщением этим тоже подверг в такое же безумие. Потому что это был плановый спектакль с нормально делающимися декорациями, с нормальной предварительной продажей билетов для населения, который должен вот-вот выйти. А оказывается, в нем нет Сони. И в этот момент я сказал Юре: «Юра, к сожалению, у меня нет возможности для экспериментов. Я хотел бы, чтобы мы позвали Таню. Это единственный человек, который может нас всех вытащить из этой безумной трясины сейчас». И Юра сказал: «Как, ты что? Она же, она, она…» И даже не знал, как продолжить эту фразу. Но тем не менее потом он сказал: «Ну, я не знаю. Ну, попробуй. Может быть, мы с ней поговорим». О чем говорить с Таней, совершенно непонятно. Я позвонил ей. И Таня сказала: «Ты что? Я врач по профессии. Ты понимаешь, что это Малый театр! Там на сцене играла сама Ермолова! Понимаешь? А я кто? Врач-эндокринолог! Да еще гомеопат! Куда? Какая? Где Ермолова, а где гомеопатия?» Я говорю: «Тань, не морочь голову ни мне, ни себе. Приходи, мы сейчас с тобой спокойно все обговорим». И как-то мне удалось ее затащить в Малый театр. Она пришла в совершенно безумном даже не страхе, а в остекленении ужаса. И мы пришли прямо в репетиционный зал. Я говорю: «Давай, читать будем».

В зале сидел Юрий Мефодьевич. Сидела великая актриса Солодова. Сидел Виталий Мефодьевич Соломин. И Таня стала что-то читать. Почитала, почитала… И я почувствовал, что актерам с ней удобно, хорошо, комфортно. Вот это странный момент. Потому что они уже как бы были просто кастово настроены против. Но тем не менее у Тани есть эта черта — ломать законы кастовости, законы того, что всегда делают так и мы будем делать так. Нет, Таня делает так, как получается. А получаться всегда должно естественно. И вот в этой естественности входа Тани в репетиционный процесс было огромнейшее обаяние. Обаяние личности человека, который ничего не хочет из себя изобразить. Человека, который хочет всем помочь. И доктору Астрову, и дяде Ване, и мне, и ситуации, которая сложилась. И вот это естественное ощущение человека, которого попросили помочь и который не может отказать. Это стало камертоном этой, на мой взгляд, просто изумительно сыгранной роли.

А была еще одна драматическая история, когда репетиции из репетиционного зала должны были перейти на сцену. И через несколько дней должна состояться премьера. И вдруг в этот момент Таня, которая уже превосходно сдружилась со всеми актерами, с кем она репетировала и играла, подошла ко мне и совершенно серьезно сказала: «Я на сцену не пойду». Я говорю: «Тань, ты чего говоришь?» Это был совершенно новый ужас — после беременности Кориковой такая странная, такая логичная и спокойная позиция Тани. «Я ни за что не пойду на эту сцену». Я говорю: «Почему?» Она мне снова: «Да там Ермолова играла. Понимаешь? Там при входе на сцену висит портрет Ермоловой. Как я туда пойду?» Значит, я пошел опять к бедному Юрию Мефодьевичу, который выслушивал всю эту ахинею от всех моих безумных Сонь и принимал какие-то решения. Тогда мы с Юрием и с Виталием Соломиным буквально вытолкали Таню, причем с огромными усилиями на эту сцену. И Таня стала играть первые куски роли Сони. И вдруг выяснилось, что ее вообще не слышно. Вот фактически не слышно! Я сидел сначала в шестом ряду, потом перешел в третий, потом на первый. Ну не слышно, что она говорит!