Тайна римского саркофага - страница 44

Алексей от души смеялся. Хорошо было ему в этой дружной семье. Теплая, непринужденная беседа, уют, дружеская атмосфера...

— Я не сказал тебе о главном, — произнес Галафати, вдруг переходя на «ты». — Два часа назад английское радио сообщило, что Советский Союз признал итальянское правительство Бадольо. А это, брат, большое дело... Это будет способствовать возвращению Италии в ряды демократических стран.

— Хорошая новость, — сказал Алексей. — Сколько веревочка ни вьется, конец будет.

Поздно вечером на квартиру Галафати пришли в разное время еще три человека — Николай Остапенко, бельгиец Жан и француз Андре, которых хозяин давно уже укрывал у себя от сыщиков гестапо.

И Алексей проникся к этому смелому итальянцу еще большей симпатией: Галафати наверняка знал, что за укрывательство ему грозит смертная казнь. Откуда в этом некрепком на вид, худощавом человеке такое мужество?

Словно прочитав его мысли, Галафати, стоявший у окна, подозвал к себе Алексея.

— Видите этот памятник? — указал он глазами за окно.

Алексей взглянул. На высоком постаменте — человек с суровым и вдохновенным лицом, в строгом монашеском одеянии, с книгой в руках.

— Это великий Джордано Бруно. Смотрит и не может наглядеться на свой Рим... Почти триста пятьдесят лет назад инквизиторы сожгли его на этой Площади Цветов... У каждого народа есть свои национальные герои. Но лично для меня Джордано Бруно — самый светлый идеал. Стойкость и мужество, с каким он шел на борьбу с инквизиторами, всегда поднимают дух, поддерживают меня в самые трудные минуты... Знаешь, какие слова сказал он перед смертью? «Я подозреваю, что вы произносите этот приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю». Каков человек. Вот у кого надо учиться мужеству!

Галафати начал взволнованно ходить по комнате. Алексей невольно любовался им. Ему подумалось в эту минуту, что попадись Галафати в руки палачам, он не замедлит бросить им в лицо слова презрения и гнева...

Сидели до позднего вечера. Потом включили радиоприемник, раздался голос Москвы: «Наступление советских войск успешно продолжается на всех фронтах...»

Кто-то постучал. Оказывается, пришел связной с виллы Тай. Он предупредил подпольщиков:

— Поздно ночью к вам явится наш человек, тоже из пленных — английский офицер. Ему поручили переправить вас на ватиканских машинах в партизанский отряд на север.

— О, это здорово! — обрадовался Остапенко.

— Наконец-то! — весело поддержал его Алексей.

Он действительно пришел, этот офицер, и оказался очень милым и разговорчивым человеком. Принес с собой вина, предложил выпить перед трудной дорогой. Все похлопывал Кубышкина и Галафати по плечу и произносил тосты: «За нашу победу!», «За союзников!», потом сказал:

— Пора. Вы посидите, я сейчас принесу одежду и оружие.

Время шло, офицер не приходил. Галафати предложил лечь спать.

...Их разбудил страшный грохот: дверь сотрясалась под ударами прикладов.

— Это они, — прошептал Галафати, подбежав к кровати Алексея. — Бежать некуда... Мы в западне. Давайте так: я открою и брошусь на автоматы, а вы все бегите...

— Нет! Если уж погибать, так всем вместе!

Подпольщики не успели ничего решить: карабинеры выбили дверь и ворвались в комнату. Перед ними живой стеной, крепко сцепив руки, стояли пятеро: два русских, итальянец, француз и бельгиец. Фашисты бросились на них, завязалась короткая борьба. Кубышкин и Остапенко настойчиво отбивались ногами и головами, но слишком неравны были силы.

Жена Галафати стояла бледная, безмолвная. Слезы текли по ее лицу.

— Прощайте, — тихо сказал Алексей, проходя мимо нее.

Увидя, что отца уводят вооруженные карабинеры, маленькая Октябрина заплакала и уцепилась за него. Ее грубо оттолкнули. Мать рванулась вперед и схватила дочь. Карабинер лишь слегка усмехнулся.

Арестованных вывели на улицу и посадили в тюремный фургон. Внутри он был разделен на ряд маленьких камер. Кубышкина и Остапенко посадили вместе. При свете полицейского фонарика Алексей заметил, что в клетках, расположенных напротив них, уже сидели женщины и старики. Туда посадили Галафати. А бельгийца и француза повели в немецкую комендатуру.