Тайна сибирских орденов - страница 13

Наступила весна 1918 года, и революционные ветры достигли за­снеженной, дремотной и сытой Сибири. После Октябрьского перево­рота и заключения Брестского мирного соглашения с немцами бывшая Российская империя развалилась на куски. Только часть территории Москва удерживала силой партийных воззваний и лихих красногвар­дейских отрядов. Возникли «красный Урал» с центром в Екатеринбурге и Западно-Сибирская область, в состав которой включили и Тобольскую губернию, не спрашивая согласия Тюмени, куда по решению местно­го Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов от 5 апреля 1918 года перенесли губернский центр.

В свою очередь, Тобольский совет, состоявший сплошь из меньше­виков и эсеров, не признал полномочий ни Тюмени, ни Омска, ни Ека­теринбурга. Уверенность Тобольску придавал бескрайний Север и гвар­дейский отряд полковника Кобылинского, который после свержения Временного правительства Керенского уже полгода не получал денеж­ного довольствия. От разложения и дезертирства гвардейцев сдержи­вали боевые традиции, военная дисциплина и... надежда на погашение долгов. И не важно, кто их погасит: новая советская власть, бывший царь или Гермоген.

В Москву отправился делегат от отряда Матвеев, тот самый автор «записок». Его принял председатель ВЦИК Свердлов. Посочувствовал, приободрил, но денег не дал — их у него еще не было. В то же время в столице находился и Гермоген. Как позднее свидетельствовал Ири­нарх, «получить у патриарха Тихона согласие на переезд царской се­мьи из губернаторского дома в Ивановский монастырь и на принятие Николаем... монашеского сана». «Только так, — считал епископ, — в мо­литвах и покаянии можно очиститься от распутинщины и пережить смутное время. Русские люди, как известно, отходчивы и терпеливы: простят монарху все прегрешения и вновь сплотятся у трона — царского или церковного». А как же охрана? Отдаст ли она бывшего царя в мона­хи? Гермоген готов взять гвардейцев на содержание, деньги у него есть. Но Тихон холодно отнесся к этой идее. Он сам уже предал анафеме боль­шевиков. И ему чудилось: после прочтения во всех российских храмах его послания крестные ходы верующих опрокинут бесовскую власть. Его назовут православные россияне спасителем Отечества. Делиться победой и славой с безвольным, отрекшимся от престола Николаем па­триарх не желал. В утешение послал венценосным узникам в Тобольске через Гермогена просфору и свое благословление. А епископу приказал: деньги на охрану Романовых не тратить и беречь их для церкви.

Потом Иринарх на допросе в ОГПУ показал: «...Гермоген возвратил­ся из Москвы угрюмый, недовольный. Уехал в Абалакский монастырь, там затворился, молился, думал... Послание патриарха Тихона против самозваной власти большевиков он сам прочитал в Тобольском соборе и хотел для этой же цели поехать в Тюмень, но, очевидно, получив какие-то тревожные вести, он вместо себя послал меня в Тюмень. Я приехал туда с одним купцом под видом его спутника и там узнал, что по пути Гермогена должны были арестовать. Поэтому все удивились, как проско­чил я. Гермогеном мне было дано задание, кроме прочтения послания патриарха Тихона, организовать по городу крестный ход. Я вместе с протоиереем Алерским наметил план демонстрации крестного хода. Но накануне утром Алерский пришел ко мне и заявил, не указывая источ­ника, что тюменские власти по поводу наших предстоящих действий за­прашивали Москву, от которой получили известие, чтоб крестному ходу не препятствовать, но переписать участников. Так как к крестному ходу было все приготовлено и народ оповещен, то мы не нашли возможным отменить его. Крестный ход состоялся, хотя и был оцеплен красноар­мейцами. Когда я собрался уезжать обратно в Тобольск, мне сказали, что в дороге меня арестуют. Тогда я официально известил все духовен­ство, что в пятницу буду в Тюмени, а сам под видом простого мирянина уехал в Тобольск...»

О чем молился Гермоген в Абалаке? О чем думал? О земных стра­стях праведников? О церковной скупости? А может, о том, как выпол­нить волю патриарха: обмануть беспокойных кредиторов и сохранить для церкви полученные от них деньги и ценности.