Тайна субургана. И если я умру завтра... Среда обитания - страница 27

— Из-за этого паршивого китайца такого коня застрелил! Встать! Быстро! Хватит притворяться.

Китаец продолжал лежать неподвижно.

— Если сейчас же не встанешь, пристрелю, как последнюю собаку. Ну!

Буянт заворочался, встал на четвереньки, вытер руками рот, исподлобья глядя па Балдана, и вдруг, встав на колени, запричитал, раздирая на груди дэли:

— Убейте меня, я не человек, застрелите меня!

— Хватит играть спектакль, насмотрелись уже!

Балдан на этот раз крепко связал ему руки за спиной, прицепив длинный конец веревки к своему поясу. Посадив китайца на своего коня, он пошел к тому месту, где оставил товарища. Ванчиндорж пришел в себя и лежал на спине, зажимая ладонью рану на голове.

— Жив, друг? — обрадовался Балдан.

— Оплошал я, сон сморил, проклятый, — винил себя Ванчиндорж. Его жег стыд.

— Ничего, друг. Хорошо, что голова цела. А рана пустяковая, как говорится, до свадьбы заживет. На мне рубаха тонкая. Сейчас перевяжу тебя, и двинемся дальше.

Он посадил Ванчиндоржа позади себя, привязал к седлу повод коня, на котором сидел китаец, и они двинулись в путь.

Дорога шла степью, пересеченной грядами высоких холмов, поросших лиственницей, на самом горизонте синели подернутые дымкой отроги гор. Легкий ветерок играл высокой травой, словно кудрями ребенка. Кругом ни души. Простор, тишина и спокойствие под ослепительными лучами солнца на ярко-голубом безоблачном небе.

Через пару часов они доехали до развилки.

— За холмом справа, километров пяток отсюда, в небольшой долинке у родников стоят несколько юрт. Там у меня есть знакомые, я могу взять чего-нибудь поесть и попросить коня. Разрешите на часок отлучиться, — попросил Ванчиндорж.

— Как у тебя с головой? Не болит?

— Нормально.

— Тогда поезжай. Долго не задерживайся. Буду ждать тебя у подножия того холма, в тени. — Балдан указал рукой вперед.

К большой белоснежной пятистенной юрте краснолицего богача Лувсана на взмыленном коне подъехал всадник. По тому, как тяжело поднимались и опускались потные бока лошади и как, кряхтя и охая, спешился седок, с трудом переставляя подкашивающиеся ноги, было нетрудно догадаться, что конь и человек проделали немалый путь, прежде чем добрались до этого аила. На конский топот из юрты выбежала жена Лувсана.

— Ой, да никак это Дамиран-гуай[29]. Я сначала вас и не узнала. Смотрю и думаю: какой-то пьяный человек приплелся!

Из юрты потянуло запахом свежевыгнанной теплой молочной водки. От знакомого запаха, который был так мил сердцу кургузого тайджи Дамирана, он сразу приободрился и, стреляя глазами в сторону толстой жены Лувсана, начал шутить:

— От такого благоуханного запаха, голубушка, который исходит из вашего дома, нетрудно осоловеть… Какие новости? Хозяин дома? — уже серьезно спросил Дамиран, стараясь скрыть от нее свою усталость.

— Какие могут быть у нас новости? Разве что вы привезли издалека что-нибудь новенькое, — захихикала женщина. — Да вы входите, входите, Лувсан дома. Он уже налакался. Вам бы только водку горячую хлебать, бездельники.

Завидев Дамирана, Лувсан вскочил с пухлого тюфяка, на котором только что лежал. Его и без того красное лицо еще больше побагровело. По старинному обычаю он протянул обе руки для приветствия и усадил Дамирана в красный почетный угол юрты.

— Благодарю счастливую судьбу, пославшую вас в мой дом, — заплетающимся языком прогнусавил Лувсан. — Я искренне рад, что вы приехали. Сейчас выпьем и закусим, а потом всласть посмеемся над новой властью. Ха-ха-ха-ха…

— Благословенный Лувсан, богатый и счастливый человек, правильно говорит. Плоды благодеяний надо уметь вкушать. Ха-ха! Попьем и поедим сначала. Ха-ха!

— Пока эти революционные голодранцы не отобрали у меня последние стада, возрадуем свои желудки, пожрем жирного мясца и запьем его горячей молочной водочкой. Никогда еще не было в этом мире места, где были бы все равны. Нам с вами предначертано свыше вкусно есть и пить… Ха-ха-ха…

— Рано или поздно эти голодранцы за свои грехи поплатятся. Проклятая новая власть лишила меня всего. Вчерашние мои слуги, целовавшие мои следы за объедки с моего стола, сегодня проходят мимо, не поклонившись, словно они теперь мои хозяева. А некоторые из этих нищих еще и счеты грозятся свести, канальи… Но у этой власти возраст будет невелик!