Тайной владеет пеон - страница 20
— Туристы приехали, — сказал он вслух. — Осмотр нам учинят. Примем их у себя, Наранхо?
— Дед Наранхо лучше знает, — слукавил мальчик, — кого соленым тарпуном угошать, а кого... — он откусил нитку и закончил, — соленым словом.
Вечером они перекладывали пальмовые листья крыши, — в домик протекала вода. Старик подавал внуку длинные шершавые лианы и учил его перетягивать листья так, чтобы и просвета не оставалось.
— Будь я помоложе, — вдруг сказал старик, — я бы подал лесным людям весточку о туристах.
Мальчик не торопясь подрезал кончик лианы, подумал и отозвался:
— Я помоложе. А где их найдешь? Кто они?
— Они хорошие люди, — сказал старик. — Очень хорошие.
Работа шла к концу, когда мальчик закричал с крыши:
— Дед Наранхо. Двое вышли из белого дома. Идут к нам. Один сам мистер Клайд.
— У нас есть свое дело, Наранхо, — насупился старик. — Больше нам ничего не нужно.
Мистер Клайд, один из акционеров фруктовой компании и ее уполномоченный по транспортировке грузов из Ливингстона, некоронованный владыка порта и поселка, подошел к дому рыбака в сопровождении худощавого человека с коротко подстриженными усами. В этом человеке примечательного ничего не было, скорее он казался тусклым. Цвет его водянистых глаз трудно было определить. Поблекшие усы одним могли казаться табачными, другим — седеющими. И все же смуглость кожи и испанский профиль незнакомца позволяли отнести его к гватемальцам. В особенности, когда он стоял рядом с Пирри Клайдом, молодым и элегантным американцем, в облике которого все — начиная от резко очерченного подбородка с его характерной ямкой посередине, светлых волос, разделенных точной линией пробора, и кончая короткими штанами для игры в гольф, — выдавало северянина.
Пирри Клайд, будто он был у себя дома, широко распахнул калитку перед спутником и громко сказал:
— Вот, дон Аугусто, это и есть поместье Наранхо. Не удивляйтесь, что калитка без забора. Они все начинают с калитки и мечтают, разбогатев, поставить забор.
Дед с сердцем сказал мальчику:
— Карибам не нужны заборы. Незваными гостями не ходим.
— Что ты там бубнишь, старина Наранхо? — беззаботно спросил Клайд. — И за что ты напустился на моего повара? Чем он не угодил тебе?
Старик, наконец, повернулся к вошедшим: — Что же ты не сказал мне, что у нас гости, Наранхо, — мягко упрекнул он внука. — И какие высокие гости! Сам мистер Клайд посетил ранчо простого рыбака.
Он повернулся к его спутнику:
— Вот вас я не встречал, сеньор...
— Сеньор Чако, — представил его Клайд. — Личный Представитель президента.
Аугусто Чако отвесил легкий поклон старику. Наранхо пытливо всмотрелся в лицо гостя, но, встретив безразличный взгляд, пошел к двери глинобитного домика.
— Пожалуйте в дом. Наранхо, попотчуй высоких гостей.
Отпивая густой, янтарный напиток, пахнущий виноградом и апельсиновыми рощами, Клайд снова спросил:
— Так что же плохого тебе сделал мой повар?
Морщинистый узел перекочевал с одной щеки Наранхо на другую, заструился где-то у глаз и пошел прыгать по лицу. Старик сжал свои тяжелые руки и, стараясь говорить так же безразлично, как Клайд, вздохнул:
— У нищего рыбака может не быть денег, мистер Клайд, но зато у него богатое самолюбие.
— Тебя обидело, что я люблю тарпуна, старина? Что ж тут дурного? Я действительно люблю мясо тарпуна.
Старик упрямо повторил:
— Только хозяин рыбы может назначить ей цену. Когда назначает покупатель, я не имею с ним дела.
Наранхо уходил от спора, и Клайд это ясно почувствовал.
— Ладно, — сказал Клайд, — не будем ссориться, старина. У тебя за плечами большая жизнь. Ты не расскажешь о ней гостю из столицы?
— Что я видел? — смиренно сказал Наранхо и, встретив широко раскрытые глаза внука, неприметно улыбнулся ему. — Всю жизнь провел в этой гавани, здесь родился, здесь и помру.
Глаза Чако блеснули, и Наранхо заметил это. «А ты хитрая лиса, — подумал старик, — не вздумай меня провести...»
— Нам говорили, старина, — осторожно сказал Клайд, — что ты знаешь удивительную историю про семерых смельчаков, которые пробрались сквозь джунгли.
Чако не отрывал глаз от старого кариба. От его вялости и следа не осталось. Он напружинился, подобрался, взгляд его приобрел цепкость. «Эге, — сказал себе старик, — вот зачем ты приплелся».