Тайные улицы, странные места - страница 33

стр.

— Ну? — мрачно поторопил его Капча, который ростом и сложением был сильно похож на мать, но что интересно — черты некрасивого лица в сыне повторились вполне даже привлекательными.

— Год… Перед тем, как родить, сколько сеструха твоя беременная ходила? Посчитай на пальцах. А потом уже радуйся.

— А… — Капча выпрямился, крутя пальцами край спортивных шортов, — ну… А, блин! Ты думаешь? Ты совсем, чо ли?

— Ничего я не думаю, — Женька примостил на перильце еще одну пеленку и отряхнул руки, словно сбивая с них младенческий запах, — это ты думай. И вообще, не виляй. Если проспоришь, чего мне отдашь, а?

— Во у тебя память, — восхитился Капча, — а пошли пройдемся? Заодно придумаю, чего тебе не отдам. Ма! — заорал в сторону покинутой комнаты, куда уже переместились тетя Валя, Татьяна и сверток с орущим Эдюшечкой, — мы погуляем пойдем. С Женькой.

Мать промолчала, но через полминуты выскочила, таща в руках комок памперса и ворох пеленок. Сказала сдавленно, пытаясь хоть так понизить голос:

— Если за куревом… Я все твои тряпки, в помойку.

— Та ладно, ма, — мирно сказал Капча, прыгая на одной ноге рядом с креслом и стаскивая драные шорты, — тебе каких купить? Парламент? Синий, да?

— Красный, — тетя Валя оглянулась на закрытую дверь.

— Синий, — не согласился Капча, — тебе лайт надо. Если не бросаешь.

— Мал еще, — величественно парировала тетя Валя, выпрямляясь во все свои метр восемьдесят пять.

— Так, — донесся через белую дверь сердитый девичий голос, — если про курево там шепчетесь, все нахрен повыбрасываю в помойку! И синий, и красный!

Капча уже переоделся, на удивление ловко пользуясь одной правой рукой. Толкая Женьку, вытурил его в прихожую, оттуда в подъезд, пока тетя Валя через двери льстивым голосом уверяла дочь, что никто не о куреве, и здоровье золотого Эдюшечки не пострадает.


На улице было ожидаемо жарко, зато не пахло пеленками и горелой молочной смесью. Воняло выхлопами машин, с заваленной хламом помойки вокруг трех зеленых контейнеров, вечно переполненных, несло овощной гнилью, небольшой ветерок носил пыль, от которой першило в горле и чесались глаза. Капча чихнул, фыркнул, промаргиваясь, и устремился в сторону большого сквера поодаль от их пятиэтажек. Сквер, украшенный десятком усталых от жары софор и редкими кустишками бирючины, носил гордое имя «городской сквер Деметры» — рядом находился античный склеп, огороженный каменным забором, но местные называли его по существу, хотя и не так романтично — «собачья площадка».

У Капчи и компании там было свое насиженное место — на каменном бордюре, укрытом длинными ветками старой неухоженной ивы. Такими длинными, что нижние ветки ее постоянно связывали свободными узлами, чтоб не возили по макушкам, но что странно, озадачился Женька, который тоже тут временами сидел, хотя не любил больших компаний, — что странно, никто их не обрывал и не обламывал. Хотя, конечно, вязать лиственные плети прикольнее, чем просто ломать. Это получше, чем некоторые придурки вырезают на коре старых тополей инициалы, чтобы потом год за годом видеть — не зарастают, а становятся толще и чернее. Будто дерево меняет шрифт с курсива на обычный, а дальше — на полужирный и жирный, сравнил Женька.

— Курнем, — скомандовал Капча, усаживаясь под гибкими петлями и узлами. Вытянул длинные ноги, нашаривая в кармане мятую пачку, — одна осталась, дам затянуться.

— Я не хочу, — Женька сел тоже, глядя через листья на выгоревшую траву, среди которой неопрятными горками валялись дворовые собаки. Три серых блоховоза и один внезапно совсем рыжий. Интересно, а нос у него конопатый?

— А давай ты мне баблом отдашь, — внезапно предложил Женька, стремительно выстроив мысленную цепочку от рыжего пса, через его конопушки, к лицу Жени Местечко, пылающему веснушками, оттуда — к ее рубиновым ушам и своему предложению заработать денег на починку зуба.

Капча закашлялся. Но Женька надавил без всякого стеснения:

— Ты же с клиентов своих лупишь за ремонт? Ну, и ты ж уверен, что победишь, так? Считай, никакого риска. Но если… если вдруг, то ты мне даешь штуку. Фонарик, между прочим, тыщу триста стоит. А в охотничьем они кончились давно. Не купить.