Тёмная лошадка

стр.


Инне опять снилось, что она лошадь.



Тело у неё было большое, красивое и сильное. Она переступала стройными ногами и качала головой из стороны в сторону, стараясь разглядеть цвет гривы.



– Я блондинка!



Инна задохнулась от счастья и… проснулась.



 



– Мам, а к чему лошади снятся? – спросила она за завтраком.



– Ко лжи, – спокойно ответила мать, намазывая масло на хлеб.



– Почему ко лжи?



– Лошадь, ложь…



– Это что, фонетическая каббала? – поинтересовалась Инна.



– Не знаю, бабушка так говорила, – проворчала мать, протягивая Инне бутерброд. –Ты ешь лучше, а то вон какая худющая!



– Ага, – поддакнула Инна. – Не в коня корм.



Мать кивнула на будильник.



– Не опоздаешь?



Работой своей Инна дорожила.



Место в военном суде Чаловского гарнизона считалось самым престижным среди уважающих себя выпускниц единственной в Чаловске средней школы. Все знали, что только там можно найти путёвого жениха и не остаться девкой-вековухой.



Правда, у матери на этот счёт было другое мнение:



– Ох, успеешь ещё хомут-то надеть.



Собиралась Инна быстро. Белая блузка, серый костюм, волосы на затылке в пучок, короткий взгляд в зеркало.



Подумав немного, она расстегнула верхнюю пуговку на кофточке, но потом, вздохнув, снова застегнула. Смотреть, в общем-то, было не на что.



Упаковав себя в пальто и натянув шапку до самых бровей, крикнула:



– Мам, я ушла.



 



Зимой до старинного особняка, в котором вершился суд над проштрафившимися военными, Инна ходила не кратчайшим путём по заметённой снегом тропинке, а по расчищенной асфальтовой дорожке мимо здания городской администрации. Это было одно из самых освещённых мест Чаловска. В долгих зимних потёмках идти здесь было светлее и веселее.



Впереди на площади показалась огромная городская ёлка. Лёгкие снежинки кружились, загораясь в ярких цветных огнях новогодних гирлянд. Морозец пощипывал нос и щёки, мгновенно превращая дыхание в серебристую пыльцу.



Под Новый год Инне всегда становилось как-то особенно грустно и одиноко. У неё осталось всего одно заветное желание, которое она из гола в год загадывала под бой курантов. Но мечта о большой любви так и оставалась мечтой. Cкоро тридцать стукнет, а что она видит, кроме работы!



У подъезда здания суда Инна столкнулась с Анжелой Кобылянской, приятельницей из отдела кадров. Кобылянская опекала Инну – приглашала вместе пообедать или выйти покурить. Инна не курила, но охотно соглашалась, потому что обычно Анжела, держа красиво на отлёте руку с сигаретой, сообщала ей последние новости и пересказывала сплетни. Например, о том, что подполковник Сивый из секретного отдела называет её «Инной Палковной» за прямую спину и плоскую грудь.



– Привет! – остановила Кобылянская Инну. – Покурим?



Слушать обидные сплетни о себе неприятно, но, если бы не Анжела, Инне было бы совсем одиноко в скорбном судилище. Ни девицы из архива, ни секретарши на высоченных каблуках, походившие на гарцующих шотландских пони, не воспринимали её как живое существо и за глаза называли «эта мадам». Остальные сотрудники и вовсе не замечали. Слава богу, работы невпроворот. Таких, как она, называют рабочими лошадками. И фамилия у неё подходящая – Иноходцева. На иноходцах верхом ездить удобнее.



Ассоциация с ипподромом возникла у Инны в первый же день, когда она сидела в кабинете Председателя суда полковника Коновалова – крупного мужчины с широкой спиной и мощными конечностями, напоминавшего лошадь-тяжеловоза. Именно тогда она мысленно сравнила перестук секретарских каблуков в коридоре с цоканьем лошадиных копыт.



Коновалов, сослуживец отца и старинный знакомый матери, встретил Инну приветливо:



– Иноходцева Инна Павловна. Имел честь служить с вашим отцом. И матушку вашу знаю. Редкой души человек, интеллигентнейшая особа, – добродушно сказал он и пообещал поддерживать морально и не обидеть материально.



Работа, работа, и ничего, кроме работы. И так день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Коновалов, как и обещал, частенько интересовался, как Инне работается и не забывал выписывать настолько хорошие премиальные, что секретарши пустили слух, будто она его любовница.