Темный мир - страница 10

– Это хорошо. Если ты снова станешь старым Ганелоном, мы опять будем врагами. Но если ссылка на Землю изменила тебя – мы еще можем стать друзьями. Друзьями быть лучше. Медее это не понравится, не думаю, что и Эйдерн будет в восторге. А что касается Гаста Райми…

Он пожал плечами.

– Гаст Райми… стар, очень стар. Во всем Темном Мире, Ганелон, ты имеешь больше всех власти. Или можешь иметь. Но это будет означать, что надо идти к Кэр Ллиру.

Матолч остановился и посмотрел мне в глаза.

– Раньше ты понимал, что это означает. Ты боялся, но ты хотел власти. Однажды ты уже был у Кэр Ллира и посвятил себя ему. Так что между вами установилась связь, правда, еще несовершенная, но ее можно закрепить, если ты этого захочешь.

– Что такое Ллир? – спросил я.

– Молись, чтобы никогда не вспомнить этого, – сказал Матолч. – Когда Медея будет говорить с тобой, бойся, когда она заговорит о Ллире. Я могу быть другом или твоим врагом, Ганелон, не ради моего собственного благополучия, а ради благополучия Темного Мира, и я предупреждаю тебя: не ходи к Кэр Ллиру, как бы ни просила тебя Медея, и что бы ни обещала. По крайней мере, подожди, пока твоя память не вернется к тебе.

– Что такое Ллир? – повторил я вопрос.

Матолч отвернулся от меня.

– Я думаю, Гаст Райми это знает. Я не знаю. И не хочу знать. Ллир это… это… он всегда голоден. Но его аппетит может удовлетворить лишь… лишь…

Он замолчал.

– Ты забыл, – сказал он через некоторое время. – Одно меня смущает. Скажи, а как вызвать Ллира, ты тоже забыл?

Я не ответил. В голове моей была давящая пустота, как будто старые воспоминания просились наружу и никак не могли вырваться.

Ллир – Ллир?

Матолч кинул на жаровню щепотку порошка.

– Можешь ли ты вызвать Ллира? – спросил он, и голос его был вкрадчив. – Отвечай, Ганелон, можешь?

Неприятный запах дыма стал сильнее. Пустота в моей голове как бы раздвинулась, открывая путь непонятной тени. Я узнал этот смертельный запах.

Я встал, глядя на Матолча. Я сделал два шага и одним ударом ноги опрокинул треножник. Угли рассыпались по каменному полу. Рыжебородый вздрогнул от неожиданности и посмотрел на меня.

Я вытянул руку, схватил Матолча за тунику и затряс с такой силой, что зубы его застучали друг о друга. Жаркая ненависть переполняла меня.

Чтобы Матолч пытался меня обмануть!

Какой-то незнакомец разговаривал моим языком. Я слышал, как я говорю.

– Оставь свои заклинания для рабов и проституток! – рычал я сквозь стиснутые зубы. – Я скажу тебе, что желаю сказать, и не больше! Жги свои зловонные травы в другом месте, а не в моем присутствии!

Рыжебородая челюсть сжалась. Желтые глаза запылали пламенем. Матолч изменился в лице, его плоть потекла как вода, еле видная в облаках дыма, поднимающихся от валяющихся углей. Желтые зрачки угрожали мне из серого тумана. Меняющий форму издал нечленораздельный звук своим горлом – звук, который мог издать только зверь. Волчий рык! Морда волка глядела на меня!

Дым рассеялся. Иллюзия!? – проходила. Матолч, обычный человек, расслабился и осторожно высвободился из моего захвата.

– Ты… ты напугал меня, лорд Ганелон, – спокойно сказал он. – Но я думаю, ты ответил на мой вопрос, даже если эти травы, – тут он кивнул на опрокинутый треножник, – не помогли тебе освежить память.

Я отвернулся и пошел к двери.

– Подожди, – сказал Матолч. – У меня есть одна твоя вещь, которую я забрал у тебя недавно.

Я остановился.

Рыжебородый подошел ко мне, держа в руках оружие – шпагу без ножен.

– Я забрал ее у тебя, когда мы проходили сквозь Огонь Нужды, – сказал он. – Она твоя.

Я взял оружие и вновь двинулся к задернутому портьерой входу.

Позади меня Матолч заговорил.

– Мы еще не враги, Ганелон, – мягко сказал он. – И если ты мудр, ты не забудешь моего предупреждения. Не ходи к Кэр Ллиру.

Я вышел, держа в руках шпагу, я торопился, спускаясь по винтовой лестнице. Мои ноги несли меня сами. Оккупант в моем мозгу все еще был силен. Запись на иконе и письмо на ней становились заметнее, проявляясь как бы под воздействием сильного растворителя.

Верхняя запись, из-за которой я потерял память. Своя запись – настоящие воспоминания.