Тень лилии - страница 4

стр.



  - Да как же выхаживал, он же не лекарь и не жрец?



  - Ну вроде и нет, а и то, и то может. Да вот и теперь - кто как не он к отшельнику ходит молиться?



  - Тетушка, вы же обещали про отшельника рассказать!



  - Да... Это уж после произошло. Господин Ито - он выздороветь-то выздоровел, и в сражениях успел еще поучаствовать, и вроде все в порядке, не считая того, что хмурый, и вот собрался он жениться...



  Но тут женщин прервали.



  - Госпожа Минами едет!



  Запыхавшийся мальчишка пробежал мимо них с криком. Служанки тут же оставили свои занятия и бросились к воротам, через которые одна за другой въезжали крытые повозки. Все взоры устремились туда, где за полуоткинутой шелковой занавесью виднелся тонкий профиль молодой жены господина Ито. Одна лишь госпожа Шизука неотрывно смотрела на шедших позади мужчин, только на них.





  Господин Арэта поднимался в гору, легко ступая по привычной тропе. Следовало поторопиться. Сквозь густую поросль цепкого горного кустарника до него доносились снизу людские голоса, мычанье волов, влекущих повозки, ржание лошадей и весь тот неясный многозвучный шум, который сопровождал прибытие в поместье госпожи Минами с дочкой.



  С дочкой.



  Господин Арэта осторожно отодвинул от лица колючую ветку и слегка ускорил шаг. Сейчас бы ему надлежало быть внизу, вместе со всеми, помогать господину Ито готовиться ко встрече с женой. Да вот не рассчитал время. Плохо. Опять плохо.



  С тех пор, как они вдвоем глубокой ночью навестили хижину, он больше ни разу не испытывал того тягостного ощущения - как будто в спину ему упирается чей-то острый взгляд. Может, этот пойманный тогда бродяга и вправду был искусным лазутчиком, до конца не раскрывшим себя. А может он был просто - как тогда назвала его эта пугливая старушка? - деревенским дурачком, которому довелось перед смертью пострадать больше, чем он того заслуживал.



  Взгляда в спину он больше не чувствовал. Но тревога не отпускала, тревога прочно поселилась в поместье, и любая мелочь, на которую прежде не обратили бы внимания, подпитывала и разжигала это непреходящее, сосущее предчувствие беды.



  Торопись, слуга господина. Дочка - это хорошо, это значит - средство действует. Дочка вырастет, выйдет замуж и продолжит род. Чужой род.



  Торопись выполнить клятву, самурай. Пока не стало поздно.



  Думая о своем, он машинально обогнул скалу и ступил на осыпь над обрывом там, где тропа становилась совсем узкой. Нога соскользнула и поехала. Он всем телом рухнул на камни. Сердце пропустило удар.



  В последнее мгновенье ухватившись за шероховатый выступ, господин Арэта подтянулся, встал и замер неподвижно на тропе, восстанавливая равновесие. Когда дыхание успокоилось, он сунул руку за пазуху, ощупывая фарфоровую бутылочку. Цела.



  Медленно, очень медленно он пересек опасный участок. До хижины оставалось совсем немного, но теперь он шел исключительно осторожно, осматривая дорогу перед собой, даже пробуя носком подозрительные места. Но нет, ничего не изменилось на тропе, все ловушки находились там, где надо, новых не обнаружилось. Он с облегчением подошел к самой хижине. Из двери, слегка приотворенной, пахнуло нежилым запахом.





  Тем временем в поместье перед господским домом собралась уже целая толпа - и свои, и приезжие, воины и слуги. В пыль перед крыльцом кинули рогожи, на них постелили чистую ткань, и госпожа Минами во всей прелести надетых одно на другое разноцветных шелковых кимоно легко, как ей и надлежало, выпорхнула из повозки. За ней служанки вынесли маленькую девочку - та изумленно оглядывалась по сторонам. Госпожа Минами низко склонилась перед крыльцом, на которое навстречу ей вышел ее муж, сопровождаемый ближними прислужниками.



  Господина Ито редко видели вне дома. И теперь все собравшиеся жадно разглядывали своего хозяина, дивясь и ахая. Он был еще далеко не стар, но выглядел старше своих лет и как будто еще не оправился от тех, давних ранений. Несмотря на это и на вечную хмурость, о которой говорила Шизуке тетушка Джина, от него веяло властной силой. Вслед за госпожой Минами в поклоне склонились все.