Тени и отзвуки времени - страница 60

— Да, давненько я не был у вас, Люа, — сказал он. — Но музыка ваша все звучит в ушах.

— Что же сыграет вам букашка, сменившая старые крылья? — спросила Люа, сняв со стены дан. — Ладно, попробую…

Нгуен вздрогнул. К нему подошел Вэн, долговязый верзила, прежде враждовавший с ним, и тоже спросил:

— Ну как, расправился со своими alter ego?..[55] Нет-нет, не торопись отвечать. Каждый из нас выжигает в себе целый лес старых ошибок и предрассудков. Но на пожарище пробьются из-под пепла и быстро потянутся к солнцу новые ростки. — Он помолчал и добавил: — Я рад! Рад за нас всех, за тебя.

Нгуен вскочил. «Что это? Мистика какая-то! Ведь я никому не открывал своих мыслей!..»

Кто-то тронул его за плечо. Он оглянулся и увидал Ханя. Сдержанный и молчаливый, Хань всегда был подчеркнуто холоден и равнодушен к Нгуену.

— Видно, революция совершается в каждом из нас, — сказал Хань, — у всех по-разному, но в чем-то и схоже… Сходство, я думаю, в главном. Жизнь, как бы мы ни были к ней несправедливы, берет свое. И художнику надо теперь становиться бойцом. Это прекрасно, что ты возродился к жизни в «новом издании». Прости за типографское словцо. Мы давно мечтали увидеть тебя таким.

Он обернулся:

— Люа, где наш коллективный дневник? Желаю запечатлеть свою радость.

Хозяйка протянула ему огромный альбом, страница — форматом с газетную полосу, а сама присела рядом с Нгуеном и завела с ним разговор.

Собственно, говорила она одна, Нгуен только слушал, стараясь собраться с мыслями. Она говорила, что жизнь распахнула все сердца и нельзя больше жить в одиночку, что надо общаться с друзьями, что дорога, на которую они ступили, ведет в будущее, а одному недолго и сбиться с пути.

— Мне кажется, что раньше я не жила. — Люа заговорила совсем тихо. — «Красивые» романы, поцелуи, а потом — разбитое сердце, вздохи и слезы… Нет уж, теперь, если я плачу, у меня и впрямь есть повод для слез!..

Нгуен, удивленный ее красноречием, огляделся. Почти все гости столпились в дальнем конце комнаты вокруг диковинного дневника. «Похоже на записную книжку великана», — подумал Нгуен.

— Мой тебе совет, — продолжала неутомимая Люа, — будь достоин самого себя.

Она посмотрела на ручные часики:

— О-о, мне пора в поликлинику, опаздываю на дежурство. Ты посиди здесь со всеми. Возьми себе поесть. Учти, выпивки нет и не будет! Мы с этим покончили. Соскучишься, поищи в шкафу что-нибудь почитать…

Люа ушла. Нгуен подошел к книжным полкам. Почти все названия и авторы были ему незнакомы. Лишь в самом низу обнаружил он несколько книг, подаренных им когда-то хозяйке. Он перелистал чуть пахнувшие плесенью страницы, они пестрели карандашными пометками. Пробежав их глазами, Нгуен подумал: «Люа-то давно уж не та…»

Нгуен подружился с Вэном, Ханем и их приятелями, которых когда-то терпеть не мог. Но с прежними друзьями он решил порвать навсегда. «Если уж я не пощадил своих alter ego, — сказал он себе, — этих жалеть нечего!» Самые настойчивые время от времени стучались в дверь к Нгуену, но он велел домашним отвечать, что его нет.

Одного из них Нгуен все же встретил на улице, и тот стал приглашать его к себе в деревню на представления тео[56]. Нгуен, не ответив ни слова, взял у него из рук книгу и, глянув на переплет, спросил:

— Ты читаешь «Собранье сокровищ словесности»?[57]

— А что еще можно сейчас читать? Уж не газеты ли?! Нет, по мне, старые стихи — лучшее чтение. Не забудь, Нгуен, в конце месяца у нас в деревне играют тео. Приедешь? А может, махнем туда прямо сейчас? Есть хорошенькие актрисы!

— Прощай, — сказал Нгуен. — Мне в другую сторону… Спешу.

Он вскочил в коляску рикши и, доехав до дома, строго-настрого наказал, когда бы ни явился господин Такой-то, отвечать: «Хозяина нет и вернется нескоро».

А господин Такой-то все ходит и ходит. Может быть, хоть теперь, прочитав эту правдивую повесть, он оставит Нгуена в покое?..

Новые определения, новые слова рождались в мозгу Нгуена и выстраивались в строки. Вера в будущее все ощутимее наполняла его душу. Часто он приходил к Люа и, если не заставал никого дома, брал «записную книжку великана» и заносил туда волновавшие его мысли. Он называл это — «готовить уроки». Каждый раз он перелистывал дневник и, найдя прежние свои «уроки», читал написанные в сторонке замечания друзей. Хань неизменно бывал объективен и краток, Вэн — изысканно вежлив, а Люа — сердечна и многословна.