Теория относительности - страница 8

Взгляд упал на стоящий в углу инструмент.

«Гитара?» — чирикнула мысль, но откуда-то из глубины прошелестело: «Лютня». Она нежно коснулась старого дерева. Чуть теплое, шершавое на ощупь. Приятная слабость наполнила пальцы. В голове сквозь сон проступила та самая мелодия. Но Она не помнила, что это за песня и с чем связана. Из окна тянуло осенью, ночь ползла к рассвету, а Она так и стояла, отрешенно глядя в никуда, с горьким чувством потери на губах. Потери еще ненайденного…

Музыка громко отбивала ритм, заполняла комнату, плотно переплетаясь с клубами дыма. Нестройный гомон голосов, обрывки отдельных выкриков и смеха иногда прорывались к сознанию. На этих вечеринках всегда так шумно. Шумно и весело. Мария, отмахиваясь от дыма, пробралась к дивану.

— Привет! Чего грустишь? — прокричала подруга на самое ухо.

— Я? — Она растерянно оглянулась.

— Ты, ты! — засмеялась Мария и потянула коктейль из высокого бокала. — А что это за балалайку ты с собой притащила? — она уставилась на лютню, мирно покоящуюся на коленях девушки.

— Это? — Она густо покраснела. — Я не знаю, она стояла у моего подоконника… — Она замялась, не зная, стоит ли продолжать.

Марии стало очень интересно, но в этот момент кто-то позвал ее из толпы.

— Подожди, я скоро! — бросила подруга и скрылась в клубах дыма.

Она осторожно прислонила лютню к стене и принялась пробираться к лоджии — очень уж в комнате душно стало. Распахнутое настежь окно обдавало с ног до головы холодом, выветривая дым и проясняя сознание. Она глубоко вдохнула и уставилась на оранжевый асфальт. Точнее, асфальт-то был самого что ни на есть обычного, серого цвета. Только вот покрыт тонким слоем дождя, который отражал оранжевые фонари. И это было прекрасно. Вдруг Она вздрогнула от легкого прикосновения. Она обернулась и увидела Макса:

— Ты что, красавица, прячешься от меня? — рассмеялся он и устроился рядом у окна. — А я везде тебя ищу! Не поверишь! Что-то не весела ты?

— Я? — все так же глупо и растерянно переспросила Она, но потом заставила себя сосредоточиться и произнесла уже куда более осмысленно и уверенно: — Знаешь, Макс, нам поговорить нужно.

Забавная улыбка исчезла, Макс весь превратился в слух:

— Говори…

— Думаю, мы с тобой не подходим друг другу. Тише, не возражай, дослушай! — предупредила она любые возражения. — Вокруг тебя вьется много красивых девушек, та же Мария… А я… витаю где-то… там. — Она сделала неопределенный жест за окно. — Со мной творятся странные вещи, а ты настолько жизнерадостный, что мне стыдно портить твой праздник. Праздник под названием «жизнь».

Она хотела, было, уйти, но Макс остановил ее:

— Подожди! Так ты ревнуешь меня к Марии? — сделал он парадоксальный вывод.

Она даже рассмеялась:

— Нет, что ты! Просто не хочу мучить ни тебя, ни себя. Ты же такой замечательный, и… — Она не нашла больше слов, лишь нежно коснулась его щеки.

Он слегка улыбнулся, немного печальнее обычного, но все же улыбнулся:

— Ну, что ж… прости, если что не так! До завтра, встретимся на работе! — он подмигнул и вернулся в комнату, и уже в спину она прошептала:

— Прощай…

Порыв холодного ветра заставил съежиться, но закрывать окно Она не торопилась. В голове был хлам и… покой. Да, после разговора с Максом стало немного легче. Она неспешно замерзала на лоджии, любуясь мокрым асфальтом, и лениво пинала беспорядочно разбросанные мысли.

Из оцепенения ее вывели далекие, стынущие на ветру звуки. Звуки нежно перебираемых струн. И Она точно определила — лютня. Сердце забилось изо всех сил, порываясь бежать вперед хозяйки. Но разум вовремя напомнил, что есть другой выход на улицу, кроме как через открытое окно седьмого этажа. Пробегая закуренную комнату, Она мельком удостоверилась в том, что лютня действительно исчезла. Мария что-то прокричала вслед, но Она лишь отмахнулась: «Потом!» Если бы Она сразу знала. Но тогда Она ничего не знала, а просто бежала на знакомую до слез мелодию…

Он сидел на мокром бордюре. Моросящий дождь ласкал звуки нездешней мелодии. А лютня, словно соскучившись по своему хозяину, нежно ластилась к теплым рукам. Его взгляд смотрел куда-то «за». То ли за угол старого обшарпанного дома, то ли за полупрозрачную завесу дождя, то ли еще дальше. И ничего не нарушало идиллии дождя и струн. Дождь — вечный менестрель, сват Ветра. И никого больше не было вокруг, словно случайные прохожие решили сегодня пройти другим переулком. И лишь одна Она, замедляя шаг, приближалась к промокшей насквозь фигуре. Он, словно не обращая внимания на ее присутствие, продолжал играть свою песню. И лишь добравшись до последнего аккорда, посмотрел ей прямо в глаза.