Теория сосен - страница 15

Стоящий напротив парень испепелял его уничтожающим взглядом. Под жёлтым светом фонаря глаза, на самом деле серые и безумно красивые, словно стали красными от злости. Игорь смотрел на него, на запёкшуюся кровь на его губах, и не мог отвести взгляда, нервно вытаптывая снег под ногами массивными ботинками. Уши раскраснелись из-за отсутствия шапки, пунцовые щёки покрылись мурашками, но он, кажется, и вовсе не чувствовал холода. На его лице читались страх и отчаяние.

Вокруг была полная тишина, вдали мерцал свет из окон высоток, было темно и морозно. Парень, сидевший на облезлой лавочке, перестал смотреть на Игоря, он опустил взгляд, долго и упорно разглядывая свои ноги, а после уставился в одно из окон старой панельки напротив.

— Ты мне доверяешь, я верю в это. И в то, что ты сделаешь что угодно ради моего благополучия. Так что теперь, пожалуйста, — его побитые, растрескавшиеся губы слегка сжались, а сам он сделал глубокий вдох, чтобы собраться с мыслью и продолжить, — свали нахуй с этой улицы. И больше никогда не приближайся ко мне.

Он встал и направился по дворовой дороге в сторону подъезда, обходя припаркованные машины и слишком громко хрустя снегом под подошвой. Скрылся навсегда. Окончательно пропал из его жизни.

— Остановись… немедленно, — неуверенно, слишком тихо пробормотал Игорь, уже представляя, как появятся силы побежать вслед за ним, остановить, поцеловать. И не позволить двери закрыться. Но этого не случилось. В холоде вечера железная дверь закрылась слишком звонко.

История его влюблённости завершилась провалом. Прошло полгода, но он всё так же вспоминал тот февральский вечер, когда он до глубокой ночи сидел на той лавочке. Тогда Игорь заработал себе обморожение рук первой степени, а внутри зародилась нескончаемая, бесконечная пропасть.

Это было так нелепо, как и всегда в таких ситуациях. Как и в спорте: одна маленькая неудача, одна попытка из тысячи, а злость уже берёт верх, гнев душит, и перед глазами пелена. Игорь даже не вдумывался в то, что делал, словно повиновался навязчивому голосу в голове. Просто замахнулся и ударил его кулаком по лицу.

«Не нужно было так сильно бить», — промелькнула мысль, и Игорь, осознав всю её ужасность, будто бы очнулся. — «Зачем вообще нужно было его бить?!»

Уже было поздно думать об этом всём, потому что ничего больше нельзя было исправить. Лавочка, вокруг только снег, искрящийся в свете жёлтого фонаря, слёзы на щеках. И целая мешанина внутри, ингредиенты которой бурлят, не смешиваются, а только сменяют друг друга, отчаянно выплывая на поверхность — страх, боль, гнев.

Глубокая пропасть, и дна не видать.

И чем он вырыл себе такую яму? Собственной одержимостью, которая выливалась в гиперболизированные реакции на навязчивые параноидальные мысли? Чересчур много заботы, которой он окутывал его, будто в огромный мягкий шарик, даже от собственных друзей. И он, его парень, говорил так всегда, но вместо того, чтобы услышать, Игорь начинал злиться. И считал, что именно его парень намеренно доводит его до нервного тика. Не хватало твёрдого «СТОП». Пар вылетает изо рта, смешиваясь с холодным воздухом, и медленно зарождается понимание того, сколько проблем он натворил.

Голые ветки бесшумно шевелились от лёгкого дуновения ветра, ночь поглощала, пугала даже в городе, где постоянно есть освещение. Вечером, когда Игорь шёл с очередной тренировки по плаванию, притаптывая всё тот же липкий снег ногами, в голове крутилось только навязчивое: «Сбежать от всего, чтоб больше не вернуться».

Полгода ежедневных терзаний, и тут Алек. Далеко в лесу, возле реки. И одно-единственное утро, проведённое вместе с ним на пляже. Кожа, чувствуя прохладу от почти невесомого ветерка, покрылась мурашками, Игорь стоял в тени дерева, взглядом провожая Алека, уходящего в сторону своего лагеря. И сейчас не хотелось кричать, потому что он безошибочно знал, что тот вернётся вновь. Новое приключение?

— Ты уже плавал? — раздалось за спиной.

— Да, мам, водичка потрясающая! — отозвался Игорь.

Мать стояла у стола, нарезая овощи для салата. Постоянно убирая за ухо ниспадающую на лицо тёмную прядь, она следом поправляла съезжающие рукава свободного серого кардигана; уже было достаточно тепло, но она, кажется, не собиралась его с себя снимать. Отец Игоря ходил вокруг, как неприкаянный, то и дело прикасаясь к некоторым вещам, будто бы поправляя их, но так и не решался заняться чем-то конкретным.