Терская коловерть. Книга третья. - страница 10
— А куда б ты хотел? — заметно смягчившись от услышанной новости, спросил Денис.
— Хорошо бы кладовщиком. Я ить энто дело еще с германской войны знаю, полгода в каптенармусах ходил.
— Камптенармус с тебя, как с меня агроном, — поморщился Денис, — ну да ладно, погутарю с Тихоном Евсеичем.
Коммуна приютилась на высоком берегу старого терского русла в нескольких верстах от станицы. Первое, что бросилось Казбеку в глаза при въезде на ее территорию, был хлев, слепленный из глины пополам с навозом и покрытый еще не успевшим почернеть камышом. Он стоял в грустном одиночестве на мысу, глубоко врезавшемся в поросшую редким кустарником речную пойму и хмуро глядел единственным глазом–окошком нa приехавших, как бы спрашивая: «Ну как, весело тут у нас?» Чуть дальше от него и ближе к пойме возвышалось над бурьянном странное сооружение из дреколья и хвороста, тоже обмазанное глиной, над входом в которое во всю его ширь алело сатиновое полотнище. «Да здравствует всеобщее счастье!» было начертано на нем белыми буквами. Перед ним между порожними телегами и валяющимися на земле плугами толпились люди: мужчины и женщины. Некоторые из них размахивали руками и что–то кричали друг–другу. «Не поделили счастье», — догадался Казбек.
— Ну что тут еще? — крикнул Денис, спрыгивая с телеги и направляясь к хворостяному сооружению, оказавшемуся огромным не то шалашом, не то сараем, но занятые междоусобицей его обитатели не обратили на этот вопрос никакого внимания.
— Не тобою положено, не тобою и возьмется, требушатница проклятая, — уперев руки в боки, говорила повышенным тоном одна женщина другой, которая отвечала ей с тем же темпераментом и на той же октаве:
— А ты, лягушатница [3], не бросай куда попало. Как свинья: игде лежишь, тама и нужду справляешь. Тебе не в коммуне жить, а в сажу поросячьем.
— Глядите на нее, люди добрые! — всплеснула руками первая, обводя выпученными глазами товарищей по общежитию, призывая их к сочувствию. — Чистюля какая выискалась. А не вы ли с Анисьей Колотовой надысь тяпки прямо в борозде побросали?
— Я–то, можа и бросила, да свою. А ты коммунарскую редиску в станицу к тетке таскаешь. Что, думаешь, люди не видели?
— Сама ты воровка. И муж у тебя абрек, с чеченами дружбу водит. И…
— Цыть, окаянные! — перекрыл звонкие голоса ругающихся женщин хриплый Денисов голос. — Сонца уже выше Ивана Великого, а они все еще языками чешут. А ну марш в поле! У себя небось в станице до петухов вставали, а тута разбаловались, зорюют до полудня, будто городские барышни.
И тут, как часто бывает в подобных случаях, недавние враги, мгновенно заключив между собой перемирие, направили свою неисчерпанную до дна злость на незваного миротворца.
— А ты что за командир выискался? — пошла на него грудью первая скандалистка. — Ты прежде приведи сюда свою бабу и командуй ею.
— Когда в коммуну агитировали, хоромы белокаменные построить сулили, а мы доси в шалаше живем, — подскочила к Денису с другого боку вторая скандалистка.
— Да не все ж сразу, — Денис переводил глаза с одной казачки на другую. — Вон Москва, почитай, тыщу лет стоит и то, говорят, ишо не совсем пообстроилась, а нашему хозяйству без году неделя. Какие уж тут хоромы. Спасибо, коров под крышу упрятали, да кладовушку какую ни на есть сварганили.
— Да ить тесно жить в шалаше, Денисушка! — выкрикнула из толпы коммунаров еще одна казачка.
— Хучь тесно, да честно, — повернулся на голос Денис. — И шалаш у нас не просто шалаш, а коммунистический, двухэтажный, ровно царский дворец в Питере.
— Вот зима наступит, мы тебя в этом дворце ночевать оставим.
— Сказал же председатель, к зиме хаты поставим. Такие особняки отгрохаем, что и Сафонову не снились.
— Твой председатель, как той воробей: чирикнул и улетел под застреху. Небось в Стодеревах чаи гоняет. Обещать мы все горазды…
— Не в Стодеревской, а в Степном сейчас Тихон Евсеич. За мастерами: каменщиками да плотниками подался, чтоб, стало быть, вам жилье поскорей… Одного мастера я уже привез, — подтолкнул он вперед рядом стоящего Казбека. — Электрический свет будет проводить в нашей коммуне.