Том 7. Дядя Динамит и другие - страница 33

Леди Констанс смотрела, как дохлая утка, ибо она поняла все. Брат ее Галахад, истинный змий, привез в замок еще одного самозванца. Нет, у змиев все же есть какие-то пределы.

Бландингскому замку везло на самозванцев. Двух-трех привозили другие, но чаще это был Галахад; и ей, как бывало нередко, захотелось освежевать его тупым ножом.

Однажды, в детстве, он упал в пруд, и его выловил садовник. Какая глупость! Все беды, подумала она, от таких садовников. И она потянулась к звонку.

— Что ты делаешь? — спросил герцог.

— Вызываю Биджа.

— Мне Бидж не нужен.

— Ничего, мне нужен, — мрачно отвечала она. — Пусть передаст мистеру Халлидею, что я хотела бы с ним побеседовать.

Когда Галли приезжал в замок, он любил полежать после завтрака в гамаке, размышляя о космосе, или о Дальнем Востоке, или, наконец, о бегах. Естественно, в это утро он размышлял о крестнике, пока, открыв глаза, не увидел его самого.

— Привет, Джонни, — сказал он. — А я о тебе думал. Как ты с Данстаблом, поладил?

Джонни был мрачен, словно спал еще меньше, чем прославленный полуночник, девятый граф.

— Не очень, — ответил он. Галли не поддался его тону.

— А ты плюнь!

— Плюнуть?

— Конечно. Ты же не ждал, что он сразу оттает. Все ж ты его толкнул с лестницы. Беседуя с ним, я заметил, что он расстроен.

— Наверное, он думает, что это нарочно.

— Какая несправедливость! Лучшие люди падали с этих ступенек, я, например. А вообще, зря ты так скакал.

— Я не скакал. Знаете, Галли, у меня такое чувство, будто кто-то меня пихнул.

— Чепуха. Даже в этом замке не сбрасывают людей с лестницы.

— Да. Видимо, показалось.

— Вот именно. Не это важно. Важен герцог. Ты его не умаслил?

— Нет.

— Про ногу спрашивал?

— Да.

— А еще о чем говорили?

— Я сказал, что он был знаком с моим отцом.

— Господи!

— Не надо было?

— Конечно. Он не выносил твоего отца. Сам посуди, ударил индейкой.

— Отца?

— Нет, что ты! Отец ударил его. Мы ужинали у Романо, и они поспорили об апостольской преемственности[22] абиссинской церкви. Странно! Обычно Палка спорил о политике. Праздновали мы победу одной лошади. Ужин был хороший, они немного выпили, и вот поспорили. Данстабл говорит, есть преемственность, а Палка — еще чего, куда ей! Слово за слово, Данстабл схватил фруктовый салат и уже занес миску, но твой отец вцепился в индейку и одним махом уложил его, как crepe suzette.[23] Жаль, не успели заключить пари! Палка вообще хорошо орудовал птицей, он и фунта сшиб с ног холодным гусем. Значит, Данстабл не простил… а ведь тридцать лет прошло!

— Во всяком случае, он взвился, когда услышал, чей я сын.

— И подумай, они бы не узнали эту абиссинскую церковь, если бы ее поднесли на блюде! Да, Бидж?

Бидж немного пыхтел, он уже не был стройным лакеем, как восемнадцать лет назад.

— Миледи просит зайти мистера Халлидея, — сказал он. Галли протер монокль, и даже вставил, но с таким чувством, что вскоре придется его протирать.

— Не знаете, зачем?

— Нет, мистер Галахад.

— Что ж, иди, Джонни!

Оставшись один, Галли вернулся к размышлениям. Птицы пели, цветы благоухали, пчелы жужжали, как и все насекомые, а с заднего двора доносились звуки гармоники, на которой играл шофер. Кошка, которая так подвела лорда Эмсворта, прыгнула его брату на живот. Он учтиво почесал ее за ухом, но не успокоился. Если Конни взялась за дело, жди беды.

Пока он лежал и думал, к гамаку приблизилась Линда; и он сказал как можно бодрее:

— Доброе утро! Вот, беседую с кошкой. Джона видели?

— Нет.

— Только что был тут. Пошел к моей сестре. Не знаю, надолго ли, но потом хорошо бы ему зайти к вашему дяде.

— Он его видел?

— Да, вчера.

— И что?

— Ничего хорошего, но все ж — начало. Пусть ходит, подлизывается. Вполне могут подружиться.

— Вряд ли.

Галли поправил кошку и нахмурился.

— Не надо так говорить.

— Почему?

— Нехорошо. Повторяйте лучше: «Кто устоит перед Джоном?»

— Ответ: «Дядя Аларих».

Воцарилось молчание, если забыть о пчелах, птицах и шофере. Наконец, Линда сказала то, о чем постоянно думала:

— Неужели за это действительно могут посадить? Галли с удовольствием рассказал бы о пеликанах, которые беспрепятственно женились на подопечных, рассказал бы — но не мог.