Тополя нашей юности - страница 13
Юра работал до изнеможения. Вечером по дороге домой он думал о Нине и не мог понять, о какой практике говорила Люся.
Дни стояли жаркие, солнечные. Наступила косовица. Юра, гуляя, пришел на станцию и сел на скамейку. На перрон вышел дежурный в красной шапке. Из-за поворота доносился близкий гул поезда. Через минуту паровоз остановился со всего разбега словно вкопанный, тяжело отдуваясь паром, и Юра увидел, как из второго вагона вышла Нина. Следом за ней шел какой-то лысоватый человек с длинными чехлами в руках. Юра встал со скамейки и торопливо пошел с перрона. Он дошел уже до тропинки, как вдруг услыхал сзади знакомый звонкий голос.
— Куда вы так спешите? — Нина приближалась к Юре стремительной, легкой походкой. — Расскажите, что тут у вас нового?
— Ничего, — смущенно ответил Юра. — Жарко сегодня очень. Возможно, будет дождь.
Девушка звонко рассмеялась и посмотрела на него задорными глазами.
— А я на практику приехала. Еле отпросилась сюда. Не хотели брать.
— Вы еще на Кавказ поедете? — тихо спросил Юра.
— Почему на Кавказ? — Нина опять блеснула на него веселыми глазами. — Этот товарищ, что со мной, из министерства. Фосфориты будем разведывать. Может, снова восстановят здесь фосфоритный завод. Другие наши студенты тоже сюда приедут.
— Так разве из Горного техникума сюда присылают? — На лице у Юры отразилось, должно быть, искреннее недоумение.
— Фосфориты, глина, торф — это ведь тоже специальность геологов. — В голосе девушки Юра почувствовал обиду. — Как же вы не понимаете?
Домой Юра летел как на крыльях. Он не заметил, как надвинулась туча, и не спрятался под деревья, когда словно из ведра хлынул дождь. Опомнился только на конце лежневки. Дождь перестал, а на берегу Вити поблескивал огонек. Юра вприпрыжку направился туда. Рядом с домиком стоял шалаш, и в нем горел костер. Возле костра сидели Глыба и еще трое мужчин.
— Что же ты, брат, погоду предсказываешь, а сам мокрый ходишь? — пошутил Глыба.
Юра засмеялся, ничего не ответил и пустился дальше.
Дома он, не раздеваясь, мокрый сел возле стола. Ему нужно было что-то делать. Все впечатления дня сплелись, перепутались в один клубок и не давали покоя. Наконец он выдвинул ящик стола, достал тетрадь, вырвал чистый листок и стал торопливо писать. Писал он в управление. Юра просил никуда его с Вити не переводить, а его прежнее заявление прислать ему назад.
«У Ольги Аполлоновны жить больше не буду», — мелькнула мысль, и парень обрадовался ей. В соседней комнате шуршал бумагами Певник, он составлял очередную сводку погоды. Юра вышел на крыльцо и подставил разгоряченное лицо свежему ночному ветру.
Тихо журчала под нависшими ольхами Вить, а неподалеку, в шалаше, светил веселый огонек.
1955
СЕМНАДЦАТАЯ ВЕСНА
Перевод Е. Мозолькова
Давно уже из всех цветов я больше всего полюбил сирень. Она расцветала как раз в дни наших школьных экзаменов. Букет розово-синих цветов всегда стоял на столе, застланном красной скатертью. За столом сидели строгие экзаменаторы, а на столе аккуратно разложены билеты. Сверху они все были одинаковые. Какой выбрать?
Подходя к столу, я всегда волновался. В такие минуты я не замечал сирени, хотя стояла она под самым моим носом. Зато после экзаменов ее запах до самого вечера пьянил мне голову.
Моя семнадцатая весна была щедра теплом, цветами и теми чудесными днями, когда, казалось, сама земля поет песню солнцу, жизни, высокому синему небу.
Никогда сирень еще не расцветала так, как в нынешнем году. Она озерками синела в садах, палисадниках, в нашем пристанционном скверике. Но сирень этой весной не волновала и не радовала меня.
Впервые за многие годы мне и моим товарищам не нужно было сдавать экзаменов. Не было и учителей, которые учили нас в школе. Они ушли на фронт и воевали под Ржевом или под Севастополем, а на фасаде нашей школы трепетал чужой флаг с черной свастикой. Там разместился теперь немецкий комендант. Он не думал о том, что нам нужно учиться, комендант заботился о другом. Он вывесил приказ и за его невыполнение угрожал смертной казнью. Он обещал смерть всем, кто прятал огнестрельное оружие, кто распространял враждебные слухи о непобедимой германской армии, кто появлялся на улице в ночное время.